Кости Луны
Шрифт:
Ждать ответа он не стал. Элиот показал его удаляющейся спине средний палец, а мне послал воздушный поцелуй. Следуя за Грегстоном, мы оказались в гостиной, где на приставном столе неаппетитно красовались остатки чьего-то завтрака.
Пока Элиот устанавливал свой диктофон, Грегстон хлопнулся на кушетку и снова оглядел меня с ног до головы:
— Вы не ответили на мой вопрос. «Каллен» — это откуда?
Я пожала плечами; мне хотелось домой. Он успел напрочь отбить у меня желание восхищаться знаменитостями, и я твердо вознамерилась не дать ему расширить плацдарм. У меня было такое чувство, как у тонущего, который теряет последние
Но когда началось интервью, он разоткровенничался и проявил редкий ум и понимание, так что стало ясно, откуда берутся его замечательные фильмы. Почти все время он говорил негромко и без выражения; позже Элиот сказал, что таким голосом по радио зачитывают биржевые сводки. Не меняя тона, он мог рассказывать о былой подруге, которая покончила с собой, или об австралийском соревновании по метанию карликов [37] . Не знаю, рисовался он или нет, но, судя по грубости, с которой он нас встретил, и по дальнейшему равнодушному тону, ему было наплевать, что мы о нем думаем.
37
С. 112. …об австралийском соревновании по метанию карликов. — Популярная в 1980-е гг. в питейных заведениях народная забава: метание на дальность специально экипированных лилипутов, приземлявшихся на матрасы. Зародилась, скорее всего, в Австралии — но крайней мере именно там проходил в 1986 г. всемирный чемпионат по метанию карликов. Прим. перев.
В середине беседы Элиот извинился и удалился в ванную. Грегстон тут же поинтересовался, не хочу ли я провести с ним остаток дня.
— Спасибо, нет.
— Чего так?
— Ну, во-первых, вы мне не нравитесь; но главное, мне нравятся мои муж и дочь.
— Стойкий оловянный солдатик. — По-моему, он не ожидал такого ответа, однако в голосе его чувствовалась издевка. Он потер колени и покивал в такт своим мыслям. — Теперь можете похвастаться дома перед супругом, что отказались. Ему это понравится.
— Послушайте…
Я хотела выдать тираду, но вместо этого решила уйти. Встав, я попросила его передать Элиоту, что поехала домой.
— Может, лучше попросить Элиота отсосать? — задумчиво произнес он. — Хоть какая-то радость.
— Было бы что сосать.
Я уже развернулась к двери, поэтому не увидела, как он встал. Но в мгновение ока его пальцы стиснули мне плечо и рывком повернули меня на сто восемьдесят градусов. Такого со мной ни один мужчина себе не позволял. Вплотную он показался мне на несколько голов выше и готовым на все. В ужасе я вскинула руки, защищая лицо.
Он отвел руку — наверное, хотел влепить затрещину. Я машинально попыталась блокировать удар и, несмотря на весь бушующий в крови адреналин, не смогла не отметить: как глупо я, должно быть, смотрюсь — словно постовой-регулировщик.
Из середины моей ладони полыхнула исполинская дуга фиолетового света. Я знала его — видела во сне: рондуанский свет, свет Костей Луны.
— Не подходите!
Свет ударил Грегстона в грудь и отшвырнул к противоположной стенке.
Потом погас, а я так и стояла, вытянув руку к Грегстону.
Няня уже ушла, и, когда прозвенел звонок, я лежала на кушетке, крепко прижимая к себе Мей. Поднявшись, я впустила Элиота.
— Каллен Джеймс, что ты натворила? — зачастил он с улыбкой до ушей. — Я отлучился всего на пять минут! Прихожу, тебя нет, а Грегстон сидит на заднице и таращится на дверь, словно только что из комнаты вышел Гитлер. Что там произошло?
— Ничего. Он жуткий, кошмарный, честное слово, кошмарный тип!
— И поэтому ты ушла? Ну и что, я вот тоже кошмарный тип, однако тебе же нравится.
— Элиот, помолчи, пожалуйста. Мне надо побыть одной, хорошо?
Мей потрепала меня по щекам, и я с трудом удержалась от слез.
— Каллен…
— Элиот, ну уходи! Я потом позвоню.
— Хватит! Успокойся. Чаю хочешь? Озабоченно посмотрев на меня, он отправился на кухню. С одной стороны, я готова была в клочки его разорвать за то, что он остался; с другой — была благодарна за компанию. Одна я бы совсем, наверное, с ума сошла.
Перед моим мысленным взором снова и снова разворачивалась сцена в гостиной. Моя поднятая рука и растопыренные пальцы, волнистая фиолетовая вспышка. Мне это напомнило программы новостей после аварии Лопеса; воспроизведение за воспроизведением в замедленной съемке — сам того не желаешь, а запомнишь даже самую мелкую деталь из творящейся жути. Но на этот раз кадр за кадром крутила я, а не какой-нибудь молодой да ранний режиссер в телестудии. Поднятая рука, растопыренные пальцы, вспышка света…
— Элиот!
Он выскочил из кухни с чашкой и блюдцем в руках.
— Элиот, сядь, пожалуйста, и послушай, что я расскажу. Только не перебивай.
Я рассказала ему все. И он — вот за что я его люблю — не задал ни одного скептического вопроса.
— Хорошо, Каллен. Давай я позвоню Мэри. Она объяснит, в чем дело. Хоть что-то прояснится.
— Какой еще Мэри?
Только посторонних мне тут не хватало, в собственной гостиной. Казалось, моей жизни угрожает худшее в обозримой памяти землетрясение.
— Мэри — моя хорошая знакомая; возможно, лучший хиромант в Нью-Йорке. Если кто-нибудь и способен сказать, что с тобой происходит, так только она. Каллен, ты должна мне поверить. Случись такое со мной, я бы тут же позвал Мэри и, пока она не посмотрит на мою руку, никуда бы не дергался.
— Черт, надоело. Слов нет, как мне все это надоело.
Через час в дверь позвонили, и Элиот пошел открывать. Я не то чтобы успокоилась, просто у себя дома и в присутствии друга, который был в курсе всей чертовщины, я чувствовала себя немного увереннее.
Элиот вернулся в сопровождении симпатичной женщины — лет за тридцать, короткая стрижка, большие добрые глаза и теплая улыбка. Мэри мне сразу приглянулась.
— Каллен Джеймс, познакомься, это Мэри Миллер. Мэри, будь так добра, нам нужен полный анализ. От начала и до конца, хорошо?
— Как скажешь, Элиот. Привет, Каллен. Раньше приходилось обследоваться? Нет? Все очень просто, бояться совершенно нечего.
Она присела рядом и, к моему удивлению, достала резиновый валик вроде тех, что используются для ксилографии по линолеуму, тюбик типографской краски и несколько чистых листов бумаги.