Кости
Шрифт:
– Быть может, для всех замешанных это и новость, но то, что она увлекалась музыкой, не делает ее чокнутой. Изначально Селена была совершенно нормальной. Встретив людей, с которыми я ошивался, она сочла их странными.
– Что это за люди? – спросил Майло.
– С работы, – ответил Марк.
– А точнее?
– Какое это имеет значение?
– Маркус, он пытается помочь, – вмешалась его мать.
– Я рад за него, – фыркнул тот и обратился к Майло: – Я работаю везде, где мне платят.
– Марк получил диплом инженера-акустика, – пояснила Эмили.
– Я делаю звукозапись, настраиваю усилители – в основном на концертах и частных
– Маркетинг и доставка, – пояснил Крис.
– Когда Селена приезжала к вам, Марк? – спросил я.
– Год назад, и примерно полгода спустя после этого. В первый раз я работал на съемках, и Селена болталась поблизости. Тогда она и сказала мне, что люди, с которыми я общаюсь, странные. Думаю, относительно той съемочной бригады это было верно. Половина диалогов была на итальянском, другая шла пантомимой – некая дань памяти Пазолини, но никто из них по-настоящему не знал итальянского.
– И «Оскар» им точно не присудили, – бросил его брат.
– Ну не всем же повезло прицепиться к тележке с кофе.
– А второй визит Селены? – напомнил Майло.
– Это было, когда я попросил ее приехать на выходные, чтобы я познакомил ее с Клео – на тот момент моей девушкой, сейчас уже женой. У нас на днях родился первый ребенок, и мне бы сейчас следовало быть дома. Можно закончить все это побыстрее?
Майло откинулся на спинку кресла и скрестил ноги.
– Если вам больше нечего нам сказать, вы можете идти.
Марк почесал бородку, заправил прядь волос за левое ухо. На шее его красовалась сине-зеленая татуировка «Клео» в венке из виноградных лоз. Я понадеялся, что брак его будет долгим.
– Какого черта, – фыркнул он. – Я забронировал билет на девять вечера, и менять его нет смысла.
– Селена виделась с тобой дважды, да? – сказал Крис. – Это на целых два раза больше, чем то, сколько раз она озаботилась перезвонить мне.
– Наверное, она была слишком занята для болтовни о корпоративных делах.
Крис отвернулся от брата.
– Вы звонили ей? – уточнил Майло.
– Просто чтобы узнать, как она поживает.
– Когда вы в последний раз разговаривали с ней?
– Ну, не знаю… года два назад.
– Несомненно, мы очень дружная семья, – съехидничал Марк.
Эмили Грин-Басс пояснила:
– Я рассталась с отцом Криса и Марка, когда мальчикам было три года и год соответственно, и с тех пор о нем ничего не было слышно. – Она хмуро взглянула на сыновей, словно те были в этом виноваты. – Год спустя я встретила отца Селены. Дэн был добр к моим сыновьям.
Возражений не последовало.
– Дэн умер, когда Селене было шесть лет. Я растила ее одна и, уверена, кое-кто скажет, что я все испортила.
– Ты все делала правильно, мама, – заспорил Крис.
– Может быть, не будем отвлекаться от Селены? – напомнил Марк.
Наступило молчание.
– Так на чем мы закончили? – продолжил он. – Селена была талантливой, но до изумления честной. Я не говорю, что она никогда не врала. Но даже когда они с мамой враждовали, Селена никогда не делала никаких гадостей, не пыталась подставить никого другого. Совсем наоборот. Мы когда-то дразнили ее «сестра Си». Ну, как будто она монашка.
– Она сама называла себя так, – добавил Крис.
– У нее были парни? – спросил Майло.
– Не было, – ответил Марк.
– Миссис Грин-Басс?
– Нет,
Женщина закрыла лицо руками. Марк протянул руку и погладил ее по плечу. Она отстранилась и проговорила сквозь пальцы:
– О, Боже, это так ужасно…
Губы Марка дрогнули.
– Мама, я хочу лишь сказать, что Селена не виновата в своей смерти. Так бывает; жизнь – дерьмо. Все равно, что сойти с тротуара и попасть под тачку какого-нибудь стервеца. Со мной так и произошло. Сразу после того, как Клео родила Федру. Я вышел из больницы, чтобы купить шампанского; я буквально парил в воздухе. Сделал шаг на «зебру» – и хренов грузовик «Сан-Франциско экзаминер» появился, словно ниоткуда и разминулся со мной буквально на миллиметр.
– Маркус, не рассказывай мне такие вещи! Я не хочу их слышать!
– Значит, вы не знаете о том, был ли у нее парень, – напомнил Майло. – А что насчет подруг? Она с кем-нибудь дружила в Лос-Анджелесе?
Наступила пауза, потом Эмили произнесла:
– Она была счастлива, когда нашла работу. Именно тогда и написала мне и-мейл.
– Она обучала того богатенького мальчишку, – пояснил Марк. – Говорила, что это работа мечты. Она позвонила мне, чтобы рассказать об этом, потому что я тоже занимался музыкой – играл когда-то на басухе. Не то чтобы я и близко достиг того же уровня, что и Селена. У меня было умение, у нее – талант. Она села за пианино, когда ей было три года, и сразу заиграла. К пяти она играла Гершвина со слуха. Дайте ей что угодно, и Селена это сыграет. Я видел, как она взяла кларнет и сразу заиграла, как профи, – мгновенно поняла, как надо дуть.
– Судя по вашим словам, она была гением, – заметил Майло.
– Никто ее так не называл, мы просто считали ее потрясающей, – отозвалась Эмили Грин-Басс. – Я была слишком занята тем, что зарабатывала всем нам на жизнь, и меня радовало то, что ей есть чем заняться.
– Однажды я пришел домой, – это было много лет назад, когда Селене было восемь или девять лет, – сказал Марк. – Она сидела в гостиной и тренькала на моей гитаре. Гитара была совсем новой, подарок на день рождения, и я разозлился, что она взяла ее без разрешения. Но потом я осознал, что она действительно извлекает из нее музыку. Никто не учил ее, она сама научилась по сборнику мелодий с аккордами – и попадала в ноты лучше, чем я.
– Когда ей было одиннадцать, я заметила, что она готова хоть весь день сидеть за пианино, – подхватила Эмили, – поэтому я нашла для нее учителя. Тогда мы жили в Эймсе, в Айове. У компании «Эймс бэнд эквипмент» была программа поддержки для школ. Селена превзошла первого учителя, которого они ей назначили, а потом еще двух. Тогда мне сказали, что нужно найти кого-то, способного дать ей серьезную классическую подготовку. Когда мы перебрались на Лонг-Айленд, я нашла в городе старую женщину, которая была профессором музыки в Советском Союзе. Миссис Немирова… мадам Немирова была просто древней и носила бальные платья. Селена училась у нее до пятнадцати лет. Потом вдруг просто бросила заниматься, заявив, что ненавидит классическую музыку. Я сказала ей, что она впустую тратит данный Богом талант и никогда больше не будет играть. Дочь ответила, что я ошибаюсь. Все зашло далеко – это был один из наших самых больших… споров. Тогда мне пришлось трудно. Селена совершенно забросила уроки в школе, получала одни плохие оценки. Она утверждала, что жизнь способна научить ее большему, чем любая дурацкая школа.