Костры Фламандии
Шрифт:
Как дипломат Корецкий осознавал все это намного яснее, чем многие военные в Варшаве. И уж, во всяком случае, острее канцлера Оссолинского, давшего согласие на наем украинских казаков. Неужели в Польше не нашлось бы две-три тысячи мелких шляхтичей, которые согласились бы сражаться и погибнуть здесь? Но уже во славу Польши?
– Эй, сечевики, кто разрешил пить вино?! – неожиданно появился на площади полковник Сирко. – Закона казачьего не знаете: в походе к этому зелью не притрагиваться?!
– Так ведь поход вроде бы завершился, – несмело ответил кто-то из казаков. – Город-то мы взяли, ну и…
– Что значит «взяли»? В городе еще идут бои. Да и здесь, я вижу, – окинул полковник взглядом группу пленных, – пистолеты все еще не остыли от пороха.
Казаки виновато переглянулись и покаянно опустили головы. Кое-кто из самых молодых даже попытался спрятаться за спины испанцев.
– Смилуйся, атаман, – развел руками захмелевший сотник, в руке у которого все еще искрился на солнце наполненный вином хрустальный кубок. – Мы что? Мы же просто так. Это испанцы, хорошие хлопцы, угощают, и вообще, мы всего лишь… по одной. Опять же за здоровье союзников наших, французов.
Выслушав все это, Корецкий презрительно улыбнулся и, стараясь не выделяться и не попадаться на глаза полковнику, попятился назад, к ограде, а потом, пригнувшись, бросился к калитке.
«Варвары! – не в состоянии был и дальше скрывать свои эмоции он. – Степные, дикие варвары! Именно такими они и должны предстать перед просвещенной Европой. Именно такими. Только идиот решится провозгласить их освободителями французских земель».
Графиня де Ляфер лукавила, заявляя родственникам де Корнеля, что в Дюнкерк их ведут государственные интересы супруга. Она спешила сюда, надеясь, что с прибытием казачьего корпуса французским войскам наконец удастся войти в город. А вслед за ними окажется в его стенах и карета графа де Корнеля.
Служащий министерства иностранных дел, он довольно легко мог объяснить свое появление в освобожденном городе любому офицеру, вплоть до принца де Конде. На то имелась специальная бумага за подписью министра. Да что там, граф и сам искренне верил, что его прибытие в столь долго терзаемый испанцами Дюнкерк – «формальный акт подведения города под юрисдикцию Франции» – как хитроумно сформулировала цель этой поездки для него, а следовательно, и для министра, графиня де Ляфер. Так что лгать мужу, собственно, не приходилось. Или, точнее сказать, он даже не подозревал, сколь изысканно лжет.
Изучив с удивлявшей графа прилежностью весь архив Корнелей, Диана впала в уныние: ничего, что хотя бы одним словом, хоть намеком, подводило бы к тайне казны тамплиеров, в нем не обнаруживалось. Сам владелец его и слышать не хотел о рыцарском ордене, побаиваясь, как бы его враги не подняли на щит то обстоятельство, что он является потомком Великого магистра, а значит, и врага трона Гийома де Боже. Орден был проклят, упразднен и навеки запрещен. А ставить под сомнение справедливость приговора, вынесенного с помощью суда инквизиции королем Филиппом IV Красивым и папой Климентом V – ни в Париже, ни в Риме пока что никто не собирался.
Возможно, на этом поиски пришлось бы и прекратить, но от старика-камердинера Диана случайно узнала, что в Дюнкерке доживает свой век еще один отпрыск рода Боже – девяностолетний граф де Бельфор. Сейчас при дворе о нем почти забыли, но еще лет сорок назад его трижды вызывали в королевский суд на допросы по поводу тайных архивов и сокровищ ордена. Кто-то донес, что часть этих архивов хранится в специальном хранилище Бельфоров.
– Его допрашивали под пытками? – сразу же уточнила Диана, беседуя с камердинером.
– Не уступавшими пыткам в подвалах святой инквизиции, – шепотом доверился ей старик.
Напуганный арестами и казнями, волны которых проходили перед его глазами с ужасающей периодичностью, гугенот [24] де Бельфор и в могилу должен был сойти, пребывая в ужасе перед всесильностью ордена иезуитов. Должен был, но каким-то образом задержался.
– Нетрудно предположить, что де Бельфор выдал следователям все, чем обладал, и о чем ему было известно.
– Он открыл перед ними все тайники, сумев убедить при этом, что никогда не заглядывал в архивы отца. Почти месяц три архивариуса из монастырских библиотек изучали все, что удалось обнаружить в этих хранилищах и были разочарованы. Как разочаруетесь и вы, милая искательница кладов.
24
Гугеноты – протестанты, сторонники кальвинистского вероучения во Франции XVI–XVIII веков. В 1593 году король Генрих IV издал так называемый Нантский эдикт, согласно которому гугенотам было выделено около 200 замков и крепостей, что предоставляло им известную политическую независимость.
– Именно потому, что граф де Бельфор открыл перед следователями все свои хранилища, я тоже позволю себе заглянуть в них, да простят меня архивариусы всех католических орденов.
– Когда вы венчались с графом Корнелем, я почему-то решил, что вас привлекает придворная карьера. Теперь вижу, что вы к ней совершенно равнодушны.
– Никому не рассказывайте, что на самом деле я пала до карьеры кладоискательницы, – заговорщицки сжала руку старика Диана и, трогательно чмокнув его в щеку, добавила: – А теперь скажите мне то, что придержали напоследок. Ведь отныне вы мой союзник, я правильно поняла вас?
– Правильно, однако, о чем это вы? Что, по-вашему, я мог «придержать напоследок»?
– Вы должны вручить мне «ключ», с которым я смогу подступиться к тайне самого графа де Бельфора. Неужели такого ключа в природе не существует?
В глазах камердинера появилось некое подобие испуга.
«Кто же вы на самом деле, графиня де Ляфер? – прочитывалось сквозь пелену этого старческого страха. – Кем подосланы, кто из сильных мира сего стоит за вами?»
– Имею ли я на это право?
– А кто это право способен отнять у вас, кроме меня? Причем отнять вместе со службой и пристанищем, столь необходимым любому из нас к старости.
– Это было бы жестоко.
– Вам лучше сразу же вручить мне этот «ключ», – с холодной вежливостью, очень напоминающей угрозу, посоветовала Диана. – Никто столь не изобретателен в своих пытках, как любопытствующие женщины.
– Не думаю, что это действительно ключ, – неуверенно заговорил камердинер после длительного молчания, – но все же скажу вам то, чего не сказал даже следователю…
– Неужели вас тоже допрашивали?
– Вместе с графом де Корнелем. После этого граф как раз и запретил всякое упоминание в этом доме об ордене тамплиеров. Вот почему, когда однажды вы заговорили о нем за столом во время обеда, это повергло меня в ужас.