Костяная легенда
Шрифт:
Трактир Одноглазого Мишу «На перекрёстке».
Полдень.
— Хозяин! Еды, пива и чистый стол у окна!
Командный голос мастер-сержанта Службы, ударил кулаком по тишине в зале трактира, заставляя сгорбиться и вжимать головы в плечи, притихших в углу, двух менестрелей и сутулого мастерового, зашедших в трактир минут за пятнадцать до того, как раздался громкий конский топот на дворе.
Зазвенело, залязгало железо и в распахнувшуюся дверь вошли
Троица в углу постаралась слиться с темной стеной за их спинами.
Вошедшие, рассредоточились по залу, занимая столы, лавки, наполняя помещение запахом кожи, стали, пота и злости. Именно злости. Старший из менестрелей мог поклясться на Малом Своде, что именно этот кисло-жгучий запах, заставляющий потеть его ладони, обнимающие кружку с холодным пивом, имеет источаемая вошедшими людьми злоба.
Застаревшая, въевшаяся в тела, жесты, взгляды солдат Службы. Он тоскливо переглянулся с партнёром. Черный день, чёрный час.
«Для полного счастья не хватает лишь господ офицеров Службы». С мысленным вздохом подумалось менестрелю и через мгновение он понял, что правду люди говорят — Отец Лжи очень любит шутить. Зло шутить, жестоко.
Ударили по тонкому слуху музыканта властные шаги. Серебряным звоном обласкали слух шпоры. Наклонившись вплотную к столу, менестрель таясь, сделал защитный круг у сердца.
Вошедшие в трактир господа офицеры в запыленной полевой форме, холодным взглядом обвели зал. Прошли к столу. Кровавым отблеском сверкнули ромбы на воротниках мундиров, заставляя опускать взгляды менестрелей, прислуги, кривого на один глаз, толстого хозяина трактира. Ломая спины людей в угодливых поклонах. Служа поводом для струек липкого пота. Офицеры Службы пользовались любовью граждан герцогства.
— Вина. Мясо птицы. И менестрелям заплатил лаурий?
— Да, господин офицер! Как нельзя-то, как же оне….
— Заткнись. Сур Олла, что им играть?
Старший по званию офицер, это без сомнений, обращавшийся к нему говоривший чуть развернул плечи и выпрямил спину, обозначая строевую выправку, медленно повел взглядом в сторону музыкантов. Темно-зелённые глаза офицера давили взглядом рассматриваемых им музыкантов. Если от его подчиненных веяло злостью, старой, чуть погасшей, тлеющей, то от него шли волны чистой ненависти. Ненависти высокой пробы, той, что не гаснет со временем, а наоборот разгорается, сжигая в своём огне владельца. Холодный голос разрезал тишину ожидания на тонкие ломти, роняя иней звуков на столы, пол, затягивая изморозью стены зала.
— Спойте, менестрели, балладу о сёстрах-лунах из замка У Трёх рек. Спойте старый вариант, тот, что создал великий поэт асс`Мотолар. Хочется освежить кое-что в памяти.
На подгибающихся ногах музыканты вышли из-за стола. Старший лихорадочно вспоминал первоначальный вариант баллады о сестрах.
«Как же там? Луна-обманщица и Отнимающая жизнь. Жива и не жива, едины в ненависти к друг другу обе. Готовы каждая родную кровь… Но невозможно нить прервать…»
Он уже готовился взять первые аккорды, как его, неосторожно вставшего у двери, она толкнула в спину, снося с пути гонца Службы.
— Депеша господину гайте-офицеру асс`Мэлур!
— Ко мне, рядовой.
— Господин офицер!
Олла требовательно протянул руку. Плотный конверт. Прошит суровыми нитями наискось, в центре расплывчатая клякса сургуча. Чёткий оттиск перстня высшего гайтер-офицера асс`Ротон Лота, руководителя Службы Внешнего контроля.
— Вы свободны, рядовой.
Напряженный взгляд, излишне выпрямленная спина. Чуть прикушенная губа гонца.
— Что-то ещё, рядовой?
— Разрешите доложить, господин гайте-офицер!
Офицер разрешающе шевельнул кистью руки.
— На семнадцатой лиге тракта я был остановлен неизвестными! По внешнему виду, вооружению и способу остановки — рейдгруппа маркизата.
Шорох ткани формы, скрип лавок под угрожающе шевельнувшимися людьми, лязг металла доспехов на «звеньях».
Олла заинтересованно приподнял бровь.
— Очень интересно, рядовой. Продолжайте.
— Их главный вручил мне послание для вас, господин офицер!
— И где же оно?
На стол перед Олой лег конверт простой бумаги. Несколько помятый, с темной точкой в верхнем углу. Не скреплённый ни сургучом, ни суровой нитью. Тривиальный конверт.
Олла покрутил послание в руках. Пронёс над пламенем светильника. Аккуратно вскрыл извлечённым из ножен кинжалом.
В глаза бросились три короткие строки: «Здравствуй, Олла. Нужно поговорить. Назначь место». И размашистая подпись внизу «Рыжий саур».
Олла тщательно свернул в трубочку послание. Поднёс к огню светильника. Дождавшись, когда бумага превратиться в пепел, колюче взглянул на замерших у входа менестрелей:
— А почему я не слышу музыки?
Форт Пернас.
Тренировочная база «звеньев» Службы Надзирающих.
Шаг, удар, отход, щит на угол. Шаг, удар, отход, пот заливает глаза. Рука со щитом еле выворачивает деревянную громадину под нужным углом. Шаг, удар.
— Рядовой Равэлл Иссе!
Шаг, удар.
— Рядовой Равелл Иссе! Прекратить тренировку!
«Иссе он». Удар. «Равелл он». Шаг. «Рядовой не он». Крепкая рука сержанта-наставника хватает его за плечо и разворачивает залитого потом рядового к себе.
— Виноват, сур наставник-сержант!
Сержант внимательно оглядывает измождённое лицо рядового отрядов «звеньев» Службы. Белки глаз красные, налиты кровью лопнувших от непосильной нагрузки сосудов. Дыхание хриплое, нижнее, когда легкие не успевают впитать кислород, получаемый с короткими вздохами. Рубаха и куртка солдата не просто пропитаны потом, они высохли на теле, покрывшись хрустящей коркой соленного налёта
— Сдать тренировочное оружие, рядовой. Отметиться в интендантском отделе у гамма-лейтенанта сур Дсато! Вы переводитесь в роту «скальпелей». После сдачи оружия пройдите к третьему входу. Приказ ясен?