Костяной Венец. Часть 1. Академия Утёс

Бэй Анна

Виктор хмыкнул: и правда, кто? Никто. Это слишком…

– Ректор говорил так, будто он сам это делает.

– Ректор твой – самодур, я же говорю.

– Но не его наставник? – он вздёрнул брови и поймал хмурый взгляд.

– Смышлёный, что с тобой поделаешь. Верно, Виктор, был тогда ректором Утёса совсем другой человек, о котором не слишком-то и много говорят.

– Почему?

– От рук отбился. – уклончиво сказала женщина, – Так вот он обо всём этом знал намного лучше Крафта. Одарённый Зоркий.

– Тоже Зоркий?

– О да. – недобро хмыкнув,

он снова задумалась, чтобы размыто продолжить мгновением после, – Но я тебе наверняка не скажу какой он Путь выстроил, а может это было его судьбой изначально. Но поверь, человек был выдающийся.

– Уж не он ли Эйдан Вортигер? – с сомнением припомнил молодой человек из курса истории академии, – Серьёзно? Невзрачный же тип! О нем сплошная скучная каша.

– Или кто-то хочет, чтобы так оно выглядело. – многозначительно посмотрела на Виктора бабушка и устало потёрла виски, – Сложное время было, мальчик мой… сложные люди, сложные решения и столько поломанных судеб…

– Ба, тебе нехорошо?

– Устала, милый. Можно посплю? А ты мне почитай.

Вопросов оставалось слишком много, но мучать ими любимую бабушку Виктор не хотел. Утренний покой разрушили бесцеремонные родители, которые буквально вломились в апартаменты мистресс Тефлисс:

– Что вы себе позволяете? – завопила мать Виктора, – Поощрять прогулы! Нонсенс!

– Это вы себе что позволяете? – достойно парировала Фелис, набрав столько стали в голове, что не всякий человек потянет. Хотя конечно контраст с её статной фигурой ошеломлял, – Вламываетесь, как беспризорники!

Подействовало: родители Виктора поутихли, да и вид их стал больно напоминать нашкодивших детей.

– Однако, – старший Дарм всё же попытался воспротивиться гнёту своей недомогающей матери, – Выглядите вы, маменька, в добром здравии. Почему же этот бездельник торчит у вас вторые сутки?

– Виктор лучший на курсе и пара дней пропуска ничего с его учёбой не сотворят. Я напишу ректору.

– Разумеется! – отец Виктора скорчил неподобающую аристократу мину и брезгливо бросил на комок перчатки,– Какую репутацию вы ему сделаете, если танцовщица будет раздавать записки преподавателям лучшего в империи….

– Пошёл вон. – сталь зазвенела в голове Фелис оглушающе, – Пошёл, я сказала!

– Отец! – Виктор бросился выводить отца в холл, – Она пережила удар, ну зачем ты так?

– Притворство! Эту актрису ничто не косит! Всех своих недругов похоронила, отца моего и обеих его жён! А самой хоть бы хны.

– Перестань! – зарычал Виктор, – Тебе лучше уйти! – он знал, что бросается почти на амбразуру, но готов был грызть горло отца за любимую бабушку.

– А тебе лучше знать своё место, щенок! – презрительно прямо в лицо отгрызнулся отец, как-то недобро поправляя воротничок рубашки сына, – А я конечно же ни минуты в этом с позволенья сказать жилище не останусь! Гнусь.

– Но она же твоя мать…

– Она женщина, которая меня родила. Всего на всего. А ты мой наследник. – последнее было особенным образом выделено, вроде как одолжение и одновременно укор. – Знай. Своё. Место. – повторил он с холодом.

– Моё место сейчас здесь. С ней. За учёбу переживать не стоит.

– Надеюсь, Виктор, надеюсь! Это ты у нас Зоркий каким-то чудом, или же иронией судьбы, а мне только и остаётся – надеяться. – и вышел вон.

Виктор же набрал лёгкие воздуха и медленно выдохнул, чтобы через минуту вернутся к женщине, которая родила его отца, а потом вырастила своего внука в абсолютной любви.

– Забудь, Ба. – он поцеловал Фелис в висок. Захотелось отвлечь и первое, что пришло в голову – достал альбом с фотографиями, – Это же Кай. Он всегда такой…

– Такой. Как машина. Машина империи. – она подняла глаза за внука, – Никогда таким не будь, Виктор. Обещай. – в её молодых глазах надежда и любовь лучились сложным плетением. Поджатых в обиде губ коснулась нежная улыбка, от которой у Виктора сердце защемило. Он взял бабушкину тонкую ладонь и с трепетом сжал, вкладывая всю встречную нежность.

– Каким?

– Без души. Без совести. Служи государству, служи народу. – откашлялась, возвращая ослабевшему голосу привычные интонации. Но речь заметно оскудела после ухода отца – слишком много сил потратила на оборону. – Не власти, не деньгам и славе – это всё ловушка для души. – и снова отстранённый взгляд.

– А вдруг и я попадусь? Не устою…

– А ты стой. – прозвучал ласковый шёпот, – Виктор, и я стояла. И меня соблазняли, уговаривали, приказывали, давили. Иногда казалось, что я борюсь со стихией и смысла в этом нет. Но он появился. – она в упор смотрела на него, – Твоё рождение стало для меня подарком судьбы. К тому моменту я жила лишь выступлениями, но со сцены спускалась в пустоту и мрак. Мой брак не сложился, сына забрали с младенчества, а потом он и вовсе меня отрицал. Я любила, но потеряла и думала, что не оправлюсь. Не думала, что внуки – это настолько необъятное счастье. – она сделала паузу для самой искренней в целом свете улыбки.

– Я тебе не внук. – Виктор подавил острый порыв заплакать. Они никогда не произносили до боли очевидную вещь – Виктор другой матери, кроме Фелис, не признавал, – А ты мне не бабушка. – встал на колени перед её креслом и зарылся в её объятьях, будто ему снова пять лет, – Ты – вся моя семья, единственный мой родитель: и папа, и мама. И лучший друг.

– Тогда на правах всех этих людей я беру с тебя обещание: не будь засранцем. – отшутилась она, хотя голос дрожал.

– Так и быть, ба.

– «Ба» – вот что про меня. И ещё скажут «Она была Примой». Фотокарточки хоть давай посмотрим…

Виктор улыбнулся: он знал, чего ждёт бабушка – его фантомов. Она их обожала, это было для нее настоящим чудом, и потому он не зажимал в себе магию.

Фотокарточки оживали объёмными призраками, и Фелис едва не хлопала от восторга:

– Как давно я их не видела! Какой сильный ты стал, Вик, фантомы такой детальности – это шедевры!

– Просто кусочки прошлого… – он скромно убрал отросшую челку взмахом ладони, – Кому они нужны?