Кот и крысы
Шрифт:
– Никодимка!
– заорал Архаров.
И тут же началась вся кофейная суета.
– Многие глупости рассказывают об этой Варваре. И что княжна ее в девичестве родила, и что покойной государыни дочь от Разумовского, и что даже нынешней государыни дочь неведомо от кого, и что покойного царя Петра дочь - вот и до такого додумались… Правду знает только старая дура, потому что на девку свою откуда-то пенсион получает.
– А что за пенсион и как ты про него догадалась?
– Не я - добрые люди подметили. Шестуновы всегда жили небогато. Род знатнейший, да в кармане - блоха на аркане и вошь на веревочке. А как эта Варвара у княжны завелась, так и роскоши всякие - с ней вместе.
Варвару-то
– Про отца добрые люди ничего не говорили?
– На Лопухиных грешат, кто-то из них. Ты подумай, фамилия Варвары - Пухова, а незаконным как раз такие клочки от фамилий достаются.
– Тогда была бы Пухина.
– Ну, про это ты спрашивай того, кто крестил, а я только сплетни передаю. Лопухины или кто иные - неважно, а важно другое - о ней заботятся и хотят ее в свое общество ввести. Для того старой дуре и князь - хоть какой, а князь, и девка за ним вмиг становится княгиней. А потом, когда ее княгиней Гореловой в Петербург привезут, ко двору представят, никто уже особо докапываться не станет, откуда она взялась. Из Москвы - и ладно! Станут, конечно, да только княжеский титул все прикроет.
– Ты полагаешь, Марфа, родители девицы этот брак затеяли?
– Архаров призадумался.
– А чем же им Петр Фомин был плох? Хорошего рода, гвардеец,и его жена не на последнем месте бы в столице оказалась…
– А не князь!
– Выходит, очень хотят дочку при дворе видеть?
– Выходит, и сами таковы. Разумеешь? И тогда лишь смогут ей каким-то хитрым способом передать то, что назначено в приданое. Помяни мое слово - окажется, что она на Москве - богатейшая невеста… А как старая дура тайно к Горелову-копыту на извозчике ездила, я тебе рассказать могу!
– Когда?!
– Не так уж и давно!
Марфа торжествовала. Жизнь ее всякий раз, как Архаров давал поручение, хоть на время лишалась скуки, и добывать нужные ему сведения ей безумно нравилось, особенно когда сведения его удивляли.
– Что, коли девица у князя?
– спросил Архаров.
– Сама она этому и способствовала… но для чего тогда Волконскому на пропажу жаловалась?…
– А может, князюшка жениться раздумал. Подержал у себя девку - да и раздумал, - неуверенно сказала Марфа.
– Хотя не верится мне что-то…
И ее лицо вдруг помрачнело.
– Да и мне. Однако ж надо бы проверить…
Как проверить - Архаров понятия не имел. После Левушкиного поединка с князем обращаться к нему за содействием было бы нелепо. а вызнавать что-то через слуг - попросту опасно, такого дознателя могли и прибить.
Тут нужно было что-то изобрести…
– Гляди, сударь, не пришлось бы беглую девку на том свете искать, - вдруг предупредила Марфа.
– Вон старая княжна шум подымает, без чувств валится, а сама ведь не больно-то и ищет пропажу.
– Ну-ка, говори!
– приказал Архаров.
– Что еще проведала?
– Ничего не проведала, а только не первый год на свете живу. Коли в дому блудный грех заводится, хозяева его порой так истребляют - кровь ручьями льется. Знаешь ли, как вышло, что мой Иван Иванович незабвенный к московской полиции прибился?
Очевидно, она и впрямь тосковала по Каину - иначе не потчевала бы всякий раз Архарова байками о его похождениях.
– Ты мне про девку говори, про твоего Ивана Иваныча - иным разом, - попытался было призвать сводню к порядку Архаров, но не тут-то было.
– А вот расскажу про Ивана Иваныча - поймешь и про девку. Он у меня смолоду у купца служил, потом сбежал, да и денег с собой унес немало. Жил весело, то гульба, то воровской промысел, но однажды купец его выследил, повязал и на двор к себе доставил. Ну, как быть? А наши купцы, сударь, за высокими заборами много чего творят, а дворня молчит. Иван Иванович был тогда совсем еще молод, двадцать три годочка исполнилось. Помирать в такие годы - неохота, а его на цепь посадили, голодом морить вздумали, ясное дело - забьют. И как-то приехали к купцу служилые люди. Ванюшку дворовая девка предупредила, он и заори: «Слово и дело государево»! Его и поволокли в Тайную канцелярию. А там ему уж было что сказать. Еще пока он у купца служил, повадился к купеческой дочке по ночам гость приходить. Она собак прикормила, сторожам денег давала, сама его принимала. Выследили, поймали, а он, сударь, из гвардейцев! Ну, как быть? Венцом он греха не прикроет, отпускать подобру-поздорову купец не пожелал. Забили насмерть - да и в старый колодец вниз головой. Вот про это Иван Иваныч и рассказал на допросе. Проверили - точно, в колодце давний труп. За что Ванюшка мой и получил денежную награду. Я к чему клоню - там, на Воздвиженке, у княжны заброшенных колодцев нет ли?
Архаров ничего не ответил. Поведение княжны Шестуновой и его самого порядком смущало.
На словах княжна только одного и желала - чтобы воспитанница сыскалась. На деле же…
Тут Архаров громко ахнул.
Было ли хоть единое доказательство тому, что Варвара Пухова вообще покинула пределы шестуновского дома? Она исчезла из своей комнаты - это все, что он знал доподлинно. Пропал лакей Павлушка, который мог ее тайно выпустить - но трудно ли княжне отправить его хотя бы в свою подмосковную с наказом сидеть тихо? Не появлялся и волосочес - а трудно ли отказать от дома приблудному французу? Московская барыня могла бы, коли ей бы на ум взбрело, выгнать французишку из дому в тычки, натравливая на него при сем своих мосек. И вся родня бы ее в этом бурно поддержала.
– Ну, Марфа, благодарствую, - сказал он внимательно на него глядевшей сводне.
– То-то, - вполне удовлетворенно отвечала она.
– Коли девка себя не соблюла, старой дуре перед родителями за то ответ держать. А так - и концы в воду.
– Как будто ей за побег ответа держать не придется!
– Не найдется беглая девка - ничего не поделаешь, так Бог судил, а коли отдать девку замуж, а она порушенной окажется, позору будет много. Может, в Петербурге с этим делом и попроще, а у нас тут - и Боже упаси.
– Заморочила ты мне голову, - честно признался Архаров.
– Ничего уже не понять, то она у тебя замуж за князя собирается, то в колодце…
– А вот был бы жив мой Иван Иванович, он бы живо сыскал. Не в упрек тебе, сударь, говорю, а только у него всюду свои люди были. У тебя их покамест не завелось, а у него были и много о чем предупреждали.
– То-то он на каторгу отправился, - поддел Архаров.
– Да еще на вечную каторгу. Безвинного человека так не карают.
– Злодеем любого ославить можно. Вон Карл Иванович, как баб послушаешь, кровопийца и сущий аспид, - сравнила Марфа, обнаруживая знакомство с подлинным, а не созданным московским воображением Шварцем.
– А про Ванюшку моего и хорошего можно рассказать немало. Вон ты, сударь, знаешь катальную гору за Мытным двором? Это у нас, в Зарядье. Зимой все на салазках катаются, а есть такие оглашенные, что на коньках по ней съезжают. Так только малые дети не знают, что ее Ванька Каин поставил. Так она втихомолку Каиновой и зовется. Сейчас-то все там простенько, а тогда в снег елок понатыкали, флагов, деревянных болванов понаставили, шутов и музыку завели, народ пряниками угощали, орехами, калачами, кавалерам брагу подносили - праздник был знатный! Я еще девкой-подростком была, туда бегала. Сказывали, горку он к своей свадьбе устроил, мне и невдомек было, как судьба-то повернется… Погоди, настанет зима - ты меня туда свозишь!