Кот, который пел для птиц
Шрифт:
В равной степени приятно было поближе познакомиться с акварелями Даффа Кэмпбелла, изображавшими копры заброшенных шахт. Прежде Квиллер считал их ремесленными поделками, которые сбывают отдыхающим в качестве сувениров, — наподобие картинок с Эйфелевой башней. Однако, глядя на акварель, написанную в туманный день, он чуть ли не физически ощутил влагу; а мрачный зимний пейзаж, где копер высился над огромными сугробами, был проникнут холодом и одиночеством.
Поискав номер художника в телефонном справочнике — там Кэмпбеллы занимали целую страницу, — он нашёл Даффилда Кэмпбелла из Перпл-Пойнт. К телефону подошёл
Перпл-Пойнт был мысом, на две мили вдававшимся в озеро. В годы бума здесь строили суда, но с тех пор минуло целое столетие. Экономический спад, ураганы и буруны сделали своё дело, и мыс сильно изменился. Теперь вдоль западного берега тянулся песчаный пляж и череда курортных отелей, а западное побережье представляло собой цепочку скал.
Дафф Кэмпбелл жил на скалистом берегу в маленьком доме, напоминавшем скорее сарай для лодок, нежели жилище. Да и человек, вышедший навстречу Квиллеру, больше походил не на художника, а на рыбака. Лет ему, вероятно, было не больше шестидесяти, очень худой, он слегка сутулился оттого, что постоянно склонялся над мольбертом. День был тёплый, но художник натянул на себя два свитера, а на голову нахлобучил вязаную шапочку, из-под которой виднелись длинные седые волосы.
— Бьюсь об заклад, у вас здесь потрясающие восходы, — начал Квиллер.
— Ни один не похож на другой, — с удовольствием подтвердил Кэмпбелл.
— Должен сказать, что у вас живописный коттедж.
— Он был покинут, и я спас его из волн, — объяснил художник. — Перенёс на место повыше и отремонтировал — всё сам. Я был тогда гораздо моложе. Посидите-ка пока на крыльце, а я сварю нам кофе.
Крыльцом служила гранитная плита, и с него открывался вид на озеро. Тут стояли два хрупких складных кресла. Квиллер осторожно опустился в одно из них, и кресло тут же заскрипело и заходило ходуном под его весом. Скоро вернулся хозяин с двумя пластмассовыми кружками, наполненными до краев, — он шёл медленно, стараясь не расплескать кофе. Он поставил кружки на ящик между креслами.
— Вы, конечно же, не остаётесь здесь на зиму, мистер Кэмпбелл.
— Зовите меня Дафф, — попросил художник. — Нет, на случай плохой погоды у меня имеется комната в городе. Теперь, когда я вышел в отставку, живу во Флориде с родственниками и преподаю в тамошнем университете.
Квиллер взглянул на него вопросительно, ставя на ящик свой диктофон.
— Как давно вы пишете картины?
— Теперь уж и не вспомнить, когда именно я начал. Когда был ребенком, в школе не преподавали изобразительное искусство, но я начал рисовать карандашом. В те дни мы жили возле копра шахты «Одд глори». Он зачаровал меня: причудливые очертания, старые доски, таинственная атмосфера. Должно быть, я нарисовал его тысячу раз, под разными углами. Потом увидел в каталоге кисти и краски и спросил родителей, не могут ли они купить их для меня. Ни за что не забуду своего восторга в тот момент, когда прибыл ящик. Отец был священником. Он сказал, что неисповедимы пути Господни. Мама мной гордилась и позволила мне записаться на заочные курсы. Я кое-что узнал благодаря ним; делал ошибки, перечёл все книги по искусству, имевшиеся в библиотеке, и следующие полвека писал картины каждый уик-энд.
— А в будние дни вы где-то служили?
— Конечно. Проработал сорок лет в Пикаксе, фирма «Семена и рассада». Ушёл на покой только тогда, когда мои картины начали покупать. Большинство их приобретает галерея в Локмастере.
— Должен сказать, Дафф, что ваши работы открыли мне глаза. Вы видите в этих старых руинах такое, о чём я и не подозревал. Спасибо вам за это.
Художник улыбнулся — в первый раз за всё это время — и кивнул со скромным видом:
— Ну что же, я провёл много времени, разглядывая копры шахт — во время грозы, снегопада, при дожде со снегом, в палящий зной, при торнадо, в туман, когда восход, когда закат, когда чистое небо, когда тучи…
— Я полагаю, вы пишете с натуры.
— Конечно! Правда, одной вещи нужно избегать — ветра. Надувает всякий сор в краски.
— А почему акварель, а не масло? — Квиллер вдруг обнаружил, что говорит в телеграфном стиле Даффа.
— Быстро… спонтанно… без хлопот. Иногда люди наблюдают, как я работаю, и они говорят: «Ну уж и картина! Он даже не покрывает всю бумагу!» Нельзя не рассмеяться, слушая чушь, которую они несут.
— Я бы хотел взглянуть, как вы пишете. Обещаю, что не буду нести чушь.
— Поехали! — предложил Дафф. — В моём пикапе.
Они отправились к шахте «Смитс-Фолли» — она находилась ближе всех к Перпл-Пойнт. Дафф захватил с собой всё своё снаряжение, включая зонтик с длинной ручкой, которую он воткнул в землю.
— Предпочитаю писать в тени, — пояснил он. — Тогда нет отблесков на белой бумаге. И краска не сохнет слишком быстро…
В качестве стола художник использовал деревянный ящик, в котором привёз кисти, запас воды, тюбики с краской и белую фарфоровую палитру. Сам он уселся на низкий складной стул. Перед собой расположил мольберт, к которому был приколот лист плотной белой бумага.
Вначале Дафф сделал карандашный набросок, затем взялся за краски. Его рука и плечо двигались стремительно, легко и грациозно.
— Нужно быстро принимать решения, пока не высохла краска, — заметил он. — А ещё знать, когда остановиться.
Квиллер увидел, как из оранжевого, пурпурного и синего на бумаге возникают доски здания, а из водяных подтеков — сорняки.
— Как бы вы охарактеризовали ваш стиль? — спросил он, когда они ехали обратно, на каменистый пляж.
— Описательный, но не реалистичный. Задаёт работу воображению зрителей. Это для них полезно. Воображение как мускулы: его тоже нужно упражнять.
Дафф пригласил Квиллера в коттедж, чтобы показать свои работы, прикреплённые к стене кнопками, ещё без рам. На одном пейзаже с голубым небом и пышными белыми облаками олень щипал траву вблизи руин шахты. На другом была изображена призрачная башня под сумрачным небом; на высокой ограде виднелась красная надпись: ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ; а наверху кружил ястреб.
— Разные люди любят разные образы, выражающие настроение, — сказал Дафф.
— Ну что же, должен признаться, что на меня ваше искусство произвело очень сильное впечатление. Моя колонка выйдет во вторник, и писать о вас — это честь и удовольствие. Надеюсь, мы ещё встретимся. — Они вместе дошли до машины Квиллера. — Возможно, вам интересно, что навело меня на мысль взять у вас интервью. Дело в том, что вчера вечером я видел коллекцию из десяти акварелей в «Барбекю Чета».