Кот на дереве
Шрифт:
Поразмыслив, Эдик остановился на автомобиле.
В Афинах, да и в любом другом городе, новенькие и самые разнообразные автомобили стояли на обочине каждой улицы. Подходи, расплачивайся и поезжай, в бак и бензин залит… А автомобиль, понятно, не колонна. Березовка возгордится, когда их земляк, скромный простой человек, пока еще, к счастью, не судимый, привезет из-за кордона настоящий иностранный легковой автомобиль. Умные люди знают: человек любит не жизнь, человек любит хорошую жизнь.
Это сближает.
Отсутствие валюты Эдика ничуть не смущало. Главное — инициатива. А подтвердить ее он найдет чем.
И пока судно шло и шло сквозь бесконечную изменчивость вод, пока возникали и таяли вдали рыжие скалы, пока взлетали над водой удивительные крылатые рыбы и всплывали, распластываясь на лазури, бледные страшные медузы, пока голосили чайки, выпрашивая у туристов подачку, Эдик все больше и больше креп в той мысли, что делать ему в Березовке без иностранного автомобиля теперь просто нечего.
Старинные пушки глядели на Эдика с крепостных стен. В арбалетных проемах мелькали лица шведок и финок. Западные немцы с кожей вялой и пресной, как прошлогодний гриб, пили водку в шнек-барах. Эдик пьяниц презирал, как презирал заодно чаек, рыб, медуз и то Будущее, о котором писали Петровы. Это у природы нет цели, презрительно думал он, это у природы есть только причины. У него, у Эдуарда Пугаева, цель есть, и он дотянется до этой цели, хоть вылей между нею и им еще одно лазурное Средиземное море.
Начал он с Афин.
Хозяйка крошечной лавочки с удовольствием отдала за расписную деревянную ложку десять (одноразового пользования) газовых зажигалок «Мальборо». Зажигалки Эдик удачно загнал за семь долларов ребятам с полюса холода. На сушу они не ступали, потому и не знали цен. А за те семь долларов Эдик купил два удивительных бледно-розовых коралловых ожерелья, которые в тот же день сплавил симпатичным девочкам из Мордовии за две бутылки водки.
Это была уже серьезная валюта.
Имея на руках серьезную валюту, Эдик получил право торговаться.
«Семь долларов! — втолковывал ему на пальцах упрямый усатый грек. — Семь долларов и ни цента меньше! Это настоящая, это морская губка!»
«Два! — упирался Эдик. И показывал на пальцах: — Два! И не доллара, а карандаша. Томской фабрики!»
Губка, конечно, переходила к Эдику, а от него к ребятам с полюса холода. Долларов у них уже не было, Эдик взял с них расписными ложками.
Еще пять карандашей Эдик удачно отдал за чугунного, осатаневшего от похоти сатира. Эдик не собирался показывать сатира дружкам, хотя подобный соблазн приходил ему в голову. Просто он вовремя вспомнил, что на одесской таможне каждый чемодан просвечивают, и никуда он этого сатира не спрячет, поэтому, улучив удобный момент, он не менее удачно передал сатира за три деревянные ложки и два доллара неопытной и стеснительной туристке из-под Ярославля, кажется, незамужней.
Дела шли так удачно, что Эдик сам немножко осатанел. Дошло до того, что однажды, проходя мимо торговца цветами, Эдик без всякого повода нацепил ему на грудь значок с изображением пузатого Винни-Пуха. Было приятно смотреть на улыбающего грека, но, пройдя пять шагов, Эдик одумался, вернулся и изъял из цветочной корзины самую крупную, самую яркую
Даже на знаменитых писателей Эдик скоро стал посматривать свысока. Книги пишут? Бывает. Но книгу прочтут и отложат в сторону, а вот автомобиль, если он у тебя есть, всегда пригодится. На автомобиле можно поехать в Томск и выгодно загнать на рынке ранние овощи. Так что напрасно все уж так лицемерно поругивают деньги. Деньги, они полезны. Например, театр Дионисия в Афинах археологи отыскали только после того, как обнаружился его план на некой древней монете. Сам Петров рассказывал! Так что пролетит он еще, Эдик Пугаев, в собственном иностранном автомобиле по родной, по милой Березовке, и не одна краля вздохнет, глядя ему вслед и завистливо вдыхая сладкий запах бензина.
«Подумаешь, Будущее!» — фыркнул Эдик, свысока поглядывая на писателей.
Параллельно основным накоплениям (водка, дешевое египетское золотишко, доллары), тем, что должны были пойти в уплату за иностранный автомобиль, Эдик делал и мелкие — для подарков. Приобрел шотландскую юбочку кильт для строгой тещи (она ведь не знает, что юбочки эти шьются для мужиков), прикупил длинные цветные трусы-багамы для своего не менее строгого тестя — пусть пугает мужиков в деревенской бане. Для Эдика стало привычным делом в любой толпе отыскивать взглядом Илью Петрова (новосибирского) и вешать ему на плечо красивую кожаную сумку. Двинулись туристы вниз по трапу в чужую страну, сулящую новые приобретения — не теряйся, извинись, тебя не убудет, смело вешай сумку на плечо писателя: я, мол, сигареты забыл, я сейчас за ними сбегаю! Петрова ни одна таможня не тронет, он, Петров, знаменитость. А если вдруг и обнаружат в сумке, висящей на плече писателя, сибирскую водку, так он-то, Эдик, тут при чем? Он-то, Эдик, откусается. Он скажет: «Не знаю. Сумка моя, водка не моя. Ее туда, наверно, писатель поставил. Пьет, наверно, втихую, старый козел!»
В общем, Эдик не скучал, кроме, конечно, того времени, когда их водили по историческим местам.
Скажем, Микены.
Слева горы, справа горы. И дальше голые горы. Ни речки, ни озера, ни магазина, ни рынка. Трава выгорела, оливы кривые. Понятно, почему древние греки тазами лакали вино, а потом рассказывали небылицы про своих богов. Весь-то город — каменные ворота, да колодец, да выгребная яма. Тут не хочешь, да бросишь все, поведешь компашку на какую-нибудь там Трою.
Тишь. Скука. Жара.
Эдик в таком месте жить бы не стал. Он знал (мектуб!), ему судьбой предначертано (арабское слово, понятно, он подхватил у Петровых) скопить к моменту возвращения в сказочный Стамбул как можно больше белого золотишка, зелененьких долларов и, само собой, водки.
А уж там не уйдет из его рук «тойота»!
Именно «тойота». Он немножко поднаторел, и приобретать «форд» или «фольксваген» ему не хотелось.
Слаще всего в эти дни было для Эдика представлять свое появление в Стамбуле.