Кот ушел, а улыбка осталась
Шрифт:
Случилось так, что первый общественный просмотр фильма «Настя» был не в Доме кино в Москве, как обычно, а в Израиле в Иерусалиме. Реакция на фильм «Настя» наших бывших соотечественников была для меня неожиданной. После просмотра в Иерусалиме, на который собралось немало бывших деятелей советской культуры (актеры, режиссеры, писатели, критики), была полная тишина. И я понял: провал — и ушел. И, конечно, очень расстроился. По сути, я показывал фильм на публике первый раз. До этого был только один просмотр «для родственников и друзей» в малом зале на «Мосфильме». И как
— Семен, почему такая немая реакция? Фильм так не понравился?
— Гия, всех поразило, как ужасно теперь вы живете. У многих ведь еще родственники там остались, друзья.
А через месяц в Москве на просмотре в Доме кино была совершенно иная реакция. Смеялись. Аплодировали. После просмотра бурно поздравляли. Почему такая разница в восприятии? Думаю, дело в том, что мы ко всем ужасам нашей действительности привыкли, они были нашей повседневностью. Ну света нет, ну в магазинах пусто, ну танки ездят, ну нищие генералы, ну бандиты, ну грабят и убивают… не было бы хуже! А для израильтян все это было шоком.
ДЕТИ ЛЕЙТЕНАНТА ШМИДТА
Жили мы в Иерусалиме, фильмы показывали в Иерусалиме, в Тель-Авиве и в разных городах и городках (в Израиле все недалеко). Как правило, просмотры были днем (за каждый показ нам платили сто шекелей). По вечерам устроители нас часто приглашали на свадьбы (наверное, экономили на ужине). Водили нас на свадьбы еврейские и грузинские (о свадьбах в Израиле я писал). На еврейских свадьбах у устроителей козырной картой был сын Хрущева Сергей. Когда мы приходили, ведущий объявлял, что среди гостей, которые к нам присоединились, сын Никиты Хрущева Сергей Никитич Хрущев! И все встречали нас аплодисментами. На грузинских свадьбах Сергея Никитича не объявляли (после жестокого разгона в 56-м году демонстрантов в Тбилиси Никиту Хрущева в Грузии не очень любили). И на грузинских свадьбах объявляли, что среди гостей, которые к нам присоединились, автор фильмов «Мимино» и «Паспорт» режиссер Данелия.
А как-то на еврейской свадьбе в городке Ашдод произошло следующее. Мы пришли. Нас усадили за отдельный стол лицом в зал. Сергея Никитича с нами не было (он был на встрече с российским послом). В динамиках что-то прозвучало на иврите. Устроитель сказал мне шепотом:
— Встаньте, Георгий Николаевич.
Я встал. В зале неуверенно поаплодировали, начали переглядываться и что-то друг у друга спрашивать. Я поклонился и сел.
— Меня объявили? — спросил я Мирру, которая сидела рядом.
— Нет. Как я поняла, объявили сына Хрущева, — улыбнулась Мирра. — Дети лейтенанта Шмидта.
— Так зачем же вы меня подняли? — повернулся я к устроителю.
— Извините, перепутал. Машинально.
— Ничего страшного, молодые посмотрели на режиссера Данелия, — сказала Лена Яковлева и продолжила рассказывать про сынишку. Я сидел рядом с Леной Яковлевой, она тихо рассказывала мне про своего сына, которому исполнился год (ни о чем другом она говорить не могла).
— Можно беседу прервать? — к нам шел, опираясь на палку, древний старик, лет девяноста пяти, в советском двубортном костюме.
Старик остановился передо мной и закричал тоненьким старческим голосом:
— Молодой человек, как вас зовут? (Мне было уже шестьдесят.)
— Георгий.
— Так вот, Георгий Никитич, я хочу, чтоб вы знали, я советскую власть ненавижу и презираю! Я плюю на нее с высокой колокольни! — старик кричал на весь зал. — Но батюшку вашего, Никиту Хрущева, чту и уважаю!
— Подождите, послушайте… — попытался остановить его я.
— Молодой человек, имей такт, не перебивай! Если бы не отец твой, сгнил бы я в концлагере на Колыме! Светлый был человек! Будешь на кладбище — и от меня цветочек положи, от Ефима Захаровича.
— Ефим Захарович, понимаете….
— Ладно, все! Приятного вам аппетита, — прервал меня старик, повернулся и пошел.
Между прочим. В 56-м году Хрущев выпустил десятки тысяч политзаключенных.
И тут я увидел, что в зал вошел Сергей Хрущев, остановился в дверях и ищет нас глазами. Я помахал ему рукой. Сергей подошел, мы для него освободили место, он устроился.
— Хорошо, что вы пришли, а то меня… — начал я объяснять Сергею.
— Молодой человек, — к нашему столу снова шел старик. Остановился перед Сергеем, прокричал:
— Мне сказали, что вы тоже сыном Хрущева являетесь!
— Да, — неуверенно сказал Сергей.
— А ваше имя?..
— Сергей Никитич.
— Сергей Никитич, я уже говорил вашему брату, что советскую власть я презираю, и что я на нее плюю! Но отца вашего я уважаю! Светлый человек!
— Простите, я не очень понимаю…
— Сейчас все поймешь. — Ефим Захарович повернулся и заковылял к ведущему.
— Сергей Никитич, — опять начал я, — пока вас не было…
— Георгий Николаевич, — перебила меня Лена Яковлева, — давайте сначала послушаем, что Ефим Захарович скажет.
Старик взял у ведущего микрофон и объявил:
— Господа, внимание! К нам приехал еще один сын Никиты Сергеевича Хрущева — Сергей Никитич! Переведи, — он протянул микрофон ведущему.
Тот перевел на иврит (на свадьбе было мало русскоговорящих).
— Сергей Никитич, встаньте, тоже покажитесь народу, — крикнул старик.
Сергей встал. Ему поаплодировали. Старик снова отобрал у ведущего микрофон и закричал:
— Друзья и вы, молодые, слушайте и запоминайте, — старик повернулся к жениху с невестой, — у нас в гостях братья Хрущевы, Сергей Никитич и Георгий Никитич! — Старик показал палкой на Сергея и на меня.
Сергей удивленно посмотрел на меня.
— Их отец выпустил на свободу всех, кого Сталин без вины посадил! — продолжал старик. — И меня в том числе, и жену мою покойную, Верочку, и сестру ее старшую, вот так вот… Господа, давайте выпьем за память светлого человека Никиты Сергеевича Хрущева и за здоровье его сыновей Георгия и Сергея! Лехаим! Переведи, — он сунул микрофон ведущему.