Кот в красной шляпе
Шрифт:
Так!!! Что этот мокрый кот разлегся на мне и храпит? Вот так! Я тут, бедная, умираю, а он дрыхнет! Я хотела подняться, но голова предательски закружилась и упала на кота. Тот подпрыгнул, как на сковородке и ошарашено уставился на меня:
– Жи-ва-а-я ! – пропел он и принялся топтаться по мне, хватаясь за лицо мокрыми лапами.
– Кот!!! Хватит! Ты меня истоптал всю! И ты чего такой мокрый? – подозрительно спросила я: - Ты что? Описался?
– Ну, вот еще, – обиделся кот,- я, возможно, спасал тебя всеми фибрами души, а ты?
– Между прочим, ты носишь мое тело! – добавил он, - и уже наделала в нем дырок!
– Извини, Глюк!
– я чмокнула кота в мордашку, - слушай, а мы где?
– Какой я тебе Глюк! – возмутился кот. И, правда, какой же он Глюк – он натурально Адам. Обиженный Адам добавил: -
– А, в дядюшки Джозефа, - вспомнила я, - только я что-то не помню у него такой комнаты?
– Это в библиотеке, - сказал Адам, - за стеллажами.
Мне, почему то, было хорошо. «Здесь скрывается какая-то тайна» - сказала я и засмеялась. Я всегда была счастлива, когда была с дядюшкой Джозефом. Маму – королеву фей Селивию, умершую при родах, я знала только по семейному портрету, висящему в гостиной в замке. У моего папы, Артура Сайроса, за делами никогда не было времени для меня. Тётя Маргина, штатный маг королевства, мама Байли, была всегда строгой учительницей и никогда не пылала любовью ни ко мне, ни к своей родной дочери. Единственным радостным пятном детства был дядюшка Джозеф. Байли иногда ревновала своего папу ко мне и тогда я чувствовала себя немного виноватой. Все дни рождения я проводила в семействе дядюшки Джозефа, так как с Байли мы родились в один день и в один час. Дядюшка Джозеф учил нас наукам, а тётушка Маргина – магии, чарам и травам. Так как для Байли науки с детства были нелюбимы – отдуваться приходилось мне, Элайни. По правде говоря, учиться мне нравилось. И если дядюшка Джозеф еще пытался терпеливо достучаться до ума Байли, то Маргина сразу поставила крест на науке дочери и на уроках общалась исключительно со мной.
Я вздохнула и почувствовала, что мне ужасно хочется есть.
– Котик, ты есть не хочешь, - ласково глянула я на кота. Котик так глотнул слюну, что я испугалась, как бы он меня не слопал.
– Сейчас пошарю! – сказал Адамчик и пошел к стенке. Там он действительно долго шарил лапами, изредка сверкая большими, как фонари глазами и, наконец, в стене показалась дверь.
– Осторожно там! – предупредила шепотом я и добавила, - И свечу найди – эта скоро погаснет.
Кот ушел. Кажется, я начала вспоминать, как мы сюда попали. «А где, кстати, дядюшка Джозеф? » – мелькнула мысль. Потом подумала, что всему свое время и уютно успокоилась. Я, кажется, задремала, и когда открыла глаза, то увидела уморительную картину - кот на столике, держа двумя лапами нож, пилил, высунув язык, копченый свиной окорок на большом деревянном подносе.
– Тебе помочь? – спросила я. Кот промолчал и я, забрав нож, принялась строгать одной рукой некрасивые куски ветчины. Кот, помогая мне удерживать окорок, внимательным взглядом провожал каждый кусок, как будто отрывал его от собственного желудка.
– Ну, приступим! – сказала я и, схватив кусок, вгрызлась в мясо. Кот мгновенно повторил мои действия, жевал, и, глядя на меня счастливыми глазами, что-то мычал. Наелись мы удивительно быстро. Кот, тяжело переступая лапами, как маленький бочонок снова перекатился за дверь и принес, пошатываясь кружку воды, которую я опустошила и сказала: «Всё!!!» Кот закрыл дверь, взобрался на кушетку и хотел прилечь на моём животе, но я строго сказала: « Не дави!!!» Кот обиженно отвернулся, но все-таки прислонился к моему боку и заснул. « Вот так все мужчины, - подумала я, - пожрал и набок!»
Мы себе дрыхли, а дядя Джозеф в это время крошил крошки тюремной мышке. Возможно даже той, которой была я.
Я проснулась в темноте. Кот, как обычно валялся на мне, правда, в этот раз симпатично мурлыкая.
– Адам, кончай дрыхнуть, пора мышей ловить, - я, хихикая, таскала кота за уши.
– Каких мышей?
– блеснул глазами кот,- ночь кругом, - и снова упал мне на груди.
– Кот, нечего валяться, вставай! – спихнула я его с себя. Кот брякнулся на пол, как мешок.
– Совести у тебя нет,- бурчал где-то возле стены Адам, шоркал в темноте лапами пока, наконец, стеллаж не пошёл вбок, запуская в комнату снопы света.
– Адам!
– позвала я кота, почувствовав внизу, что-то непонятное.
– Что, садистка?
– приполз кот и положил свою сонную физю мне на руку.
– У
– Что внизу?
– Торчит что-то!
– А-а, - сказал кот, - это органон.
– Ну и …?
– Сходи в туалет, пописай, - проурчал кот и, подлец, продолжал спать стоя. Я медленно поднялась. Голова немного закружилась, но жить можно. Опираясь одной рукой за стенки, я поползла в туалет. Да-а! Хороший органон у мужчин. Удобный. Куда хочешь – туда и направляй. Я умылась. Хорошо! Зашла в зал, осторожно глянула в окно на улицу. Возле дома прохаживал стражник. « Стерегут, заразы!
– подумала я, - ну и пусть стерегут»! Я зашла в гостиную, потрогала руками знакомые и такие родные вещи, поднялась на второй этаж – там, где в конце коридора, напротив друг друга, находились комнаты – моя и Байли. Слезы покатились сами собой. Что же я, дура, наделала - самые дорогие люди стали врагами. Я открыла огромный шкаф в своей комнате и перебирала руками, когда-то любимые, платья.
– Ты здесь жила?
Я вздрогнула. Кот стоял в проеме двери и вопросительно смотрел на меня. Я кивнула и, подумав, медленно сказала:
– Вот что, котик! Нам нужно кое-что сделать…
Веселая кавалькада воздушных флаэсин фей в небе, повозок и дрожек внизу на дороге, длинной, разноцветной и веселой лентой вилась от городских ворот и терялась вдали в Городских Садах. Сегодня был первый день двух декад, когда все жители столицы, начиная самой королевой Элайни и заканчивая простым ремесленником, почитали законом провести две самые жаркие декады лета в уютных летних домиках, где личных, где снимаемых в Городских Садах. Такая традиция велась испокон веков, и никто никогда не пытался, что-либо менять. Нынешнее начало отдыха ничем не отличалось от прошлогоднего, разве что большей суетливостью связанной, вероятно, с прошедшим недавно «ЯВЛЕНИЕМ». Королева Элайни и её сопровождающие, кавалеры и дамы, плыли не по воздуху, а ехали впереди колонны в роскошных открытых ландо, ландолетах и фиакрах с музыкой, охраной и пажами на запятках. Проезжая в то утро вдоль городских улиц в плотном окружении стражи, королева фей, как всегда была встречена радостными приветствиями: « Слава, Элайни!» « Многих лет, Элайни!» « Мы тебя любим, Элайни!» и это было искренние приветствия горожан, любивших свою королеву еще со времен правления её матери, королевы Селивии.
В одной из воздушных флаэсин, вылетающих в это время из городских ворот, под тканевым белым навесом размещалась фея Дюмон с мужем, их шестнадцатилетняя дочь Розария и молодая светловолосая дама с котом на руках. Фея Дюмон, положив руку на колено молодой дамы, мягким, ласковым голосом убеждала:
– Ах, фея Красси, не стоит закрывать себя в четырёх стенах, поверьте, вы отдохнете и телом и душой. Я понимаю, как вам нелегко - потерять мужа в рассвете сил. В прошлое «ЯВЛЕНИЕ» у нашего племянника, - она, в подтверждение, посмотрела на дремавшего мужа, - отобрало руку! Представляете?
Фея Красси печально кивала, вытирая платочком вспотевшую верхнюю губу, покрытую пушком, и поглаживала кота. Кот был сыт по горло разговорами феи Дюмон и, вертя и стряхивая завязанным бантом на шее, печально смотрел на хозяйку.
– Мама, мама! – воскликнула Розария, перегнувшись через борт, - Смотри, внизу - гуси!
– Розария! – строго обратилась фея Дюмон к перебившей её дочери.
– Веди себя прилично!
– Ах, это камерное обучение!
– вздохнула фея Дюмон. – Сейчас ничему не учат. В наше время девочек обучали этикету речи в каждой речевой ситуации. Что за время!
– и фея Дюмон пустилась в пространные рассуждения о нынешнем образовании.
Кот и муж феи Дюмон дремали, причем коту было лучше. Дюмон вынужден был держать строгую стойку, кивать фее Дюмон в нужном месте и с сочувствием посматривать на фею Красси. Потому, как ей за бесплатный отдых в обществе семьи Дюмон приходилось расплачиваться выслушиванием бесчисленных сентенций феи Дюмон.
Доктор Джозеф Фрост в это утро был освобожден из тюрьмы и в сопровождении капитана Вейна должен был проследовать в Городские Сады, под ясны очи Её высочества феи Маргины. Капитан Вейн добродушно похлопывал доктора по спине и говорил: