Кот в красной шляпе
Шрифт:
Я опять залез в дом, забрал вторую шпагу и, закинув ее на плечо, пошагал к летней резиденции моей королевы. По дорогу снял шляпу с какого-то чучела, чтобы прикрыть свою голову. Глюк все также прятался в траве и охотился на меня, пока ему все это не надоело и он, подняв хвост трубой, пошел впереди меня. Видимо дом учуял.
И правда, за сосенками показалась резиденция. Две служанки, расположившись на зеленой лужайке, скорее собирали цветы, чем выбивали ковры и не обратили на девушку, то есть меня, никакого внимания. Перед парадным входом сгрудились куча воздушных флаэсин и легких кибиток. Я проскользнул мимо статуй крылатых драконов во флигель. Пройдя длинный коридор, свернул вправо и оказался в главном здании. Сверху по парадной лестнице спускались феи, все в накидках строгого
Я, прикрыв свое не бритое лицо взятым по пути горошком с каким-то цветком, поднялся по ступенькам вверх, к залу заседаний, прижимая шпагу к телу правой рукой. В зале заседаний еще оставалось десяток фей, и я, выглянув из-за колонны, увидел Маргину беседующую с ними. Ни Элайни, ни Байли нигде не было. Проскользнув в смежный с залом коридор, я пристроился в нише возле выхода из зала. Послышались шаги, и вышла Маргина. Я секунду обождал – не идет ли кто за ней, и выскочил из укрытия.
– Стой, Маргина!
Маргина удивлено обернулась и, увидев меня, прищурилась и улыбнулась, а потом сказала:
– А вот и заморский принц появился!
– Шутить не будем, - ответил я, наставляя шпагу на ее грудь, - где Элайни?
– Да какие уж шутки, - глянула Маргина на мое платье, - нигде не жмет?
– Говори, где Элайни, - я прижал ее к стенке.
– О, какой горячий кавалер!- улыбнулась Маргина, - ах, где мои шестнадцать!
Феи умеют быть противными. Маргина взяла меня за моё платье и сказала:
– Пойдем, переодену тебя, зятек, а то невеста тебя не признает и сбежит.
Маргина завела меня в какой-то гардероб, вытащила оттуда мундир и кинула мне.
– Одевайся! Я в коридоре подожду, - и встала за дверью. Переоделся я быстро. Маргина глянула на меня и бровь вверх поползли:
– Ого! Действительно принц! – довольно сказала она и махнула рукой.
– Ну пошли, герой.
Мы зашли в комнату. На диване весело разговаривали две девушки. Байли и Элайни. Я ее сразу узнал. Глаза ее вспыхнули и заискрились.
– Встречай своего принца! – ухмыльнулась Маргина.
– Адам! – она бросилась ко мне и обняла.
– Адамчик! – прижимаясь ко мне, говорила Элайни, - Как я рада. Сегодня самый счастливый день в моей жизни.
– Да что ты его жмешь, он голодный, наверное, - смеясь, сказала Маргина.
– Пойдем, мне столько надо тебе рассказать!- вскочила Элайни и потащила меня в столовую.
Доктор Фрост пошёл на поправку и понял - лучше ему было бы умереть. Фея Маргина каждый день, методично, ехидно, в иносказательной форме, напоминала выздоровевшему доктору о грехах его молодости, пока, наконец, Элайни не возмутилась и сказала маме:
– Ну, мама! Сколько можно?
Фея Маргина взглянула на неё и, вздернув нос, сказала:
– Вся в папочку! Обманщики! – и гордо ушла. Элайни, брызнув слезами, засмеялась. И смех и слезы. До этого времени мама не обращала никакого внимания на папу, а тут вспомнила. Вот что делает ревность. А может она его любит? Кто их разберет?!
Было еще одно более неприятное событие. Фея Маргина должна была рассказать все домашние секреты на Совете Фей. Поднялся большой шум. До этого дремавшие внутренние распри фей вспыхнули вновь, и Совет распался на два непримиримых лагеря. Лагерь во главе феи Иссидии требовал избрания королевы Советом Фей. Их же противники, во имя спокойствия, предлагали назначить регентом фею Маргину до окончательного решения права наследования королевства. С большим трудом удалось настоять на регентстве феи Маргины, но было понятно - противники на этом не остановятся.
Оставался еще нерешенным вопрос отправки Адама домой. Но так как никто не знал, где его дом и как туда попасть, то все застопорилось. Адам часто беседовал с доктором Фростом о своем мире, удивляя доктора чудесными технологиями
Так, беседуя, доктор Фрост и Адам проводили иногда по целые дни, забывая о еде. Иногда к доктору Фросту приходил капитан Вейн и, наполнив огромный бокал коньяком, погружался в роскошное высокое кресло, молчаливо слушая доктора и Адама. Часто их беседы перебивали Элайни и Байли, смеясь, увлекая их на прогулки до ближайших лесных опушек. Доктор Фрост потихоньку оправился и такие прогулки в сопровождении своих дочерей шли ему на пользу.
Однажды, вернувшись из столицы, где был по делам, капитан Вейн, ухмыляясь, появился перед доктором и Адамом с чем-то накрытым платком.
– Принимай, Джозеф! – сказал он, сняв платок из стоящей на столе шкатулки.
– Ты его не повредил? – осторожно оглядывая шкатулку, спросил доктор Фрост.
– Обижаешь, Джозеф! – улыбнулся капитан Вейн и принялся набивать трубку.
Адам с интересом рассматривал шкатулку. Вверху в ней было приделано стекло, и под ним в жидкости плавала механическая рыбка, окруженная со всех сторон узкими лепестками механического растения. Сбоку, как в шарманке, была приделана ручка. Доктор Фрост поднял крышку и, показывая внутрь, азартно объяснял:
– Смотрите, Адам! Вот это – шесть хрустальных гироскопов соединенных между собой и с рыбкой. При воздействии гравитационных волн гироскопы отклоняются, совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы рыбка зафиксировала направление возмущения. Вот этой пружины хватает на месяц. Сейчас мы его приведем в рабочее состояние, - доктор Фрост закрыл шкатулку и принялся крутить ручку.
– Так! Видите, рыбка двигается? – воодушевленно сказал Фрост. И правда, рыбка двинулась и показала носом прямо вниз, - А вот здесь видите опавшие лепестки – это фиксаторы направления и максимального угла отклонения возмущения. Теперь мы точно будем знать, где возмущение! – счастливо улыбаясь, закончил Фрост. С этой минуты доктор Фрост выпал из жизни, посвящая свое время своему драгоценному прибору. Познавательные беседы ушли в прошлое, чему обрадовались Элайни и Байли, заполучив в свои руки Адама в качестве партнера в их играх с мячом, прогулок и купания на берегу речки Вьюнки, с чистой, но ужасно холодной водой, стекающей, вероятно, с ближайших вершин гор, покрытых ледниками. Рана, некогда дававшая о себе знать, зажила, молодое тело брало своё. Остался только легкий шрам от пули, который, дурачась, трогала Элайни. Элайни изменилась и уже не так подшучивала над Адамом, а иногда, бывало прямо среди игры, задумчиво останавливалась, позабыв обо всём. Байли же, наоборот, острила и смеялась, называла Адама и Элайни женихом и невестой и испытывала от этого невообразимое удовольствие. Правда однажды Элайни смеялась от души, когда им, во время прогулки, встретилась фея Дюмон с мужем и дочерью Розарией. Фея Дюмон, поздоровавшись с Байли и Элайни, подала руку Адаму, которую тот галантно поцеловал. Фея Дюмон, не отпуская его руки, уставилась в его лицо и, впервые в жизни, растерянно спросила: