Кот в сапогах
Шрифт:
— Пойдем разделаемся с ними! — предложил Сент-Обен, вскакивая с места прыжком.
— Нет-нет! Спокойствие! — сказал Тальен.
— Комитеты отказываются нас использовать?
— Нужно дождаться благоприятного момента, — объяснил Тальен. — Ваше время придет.
— Что-то оно не торопится, господин Тальен.
— Если мы не нужны, пойду обедать, — заявил Сент-Обен, щелкая своим хлыстом, которым успел обезглавить ближайшие розы.
— Хорошо сказано, — одобрил мюскаден Давенн, — но рестораны, должно быть, закрылись…
—
— Так идем к Бовилье, — решил Сент-Обен.
И они, все тридцать персон, отправились пировать на деньги Комитета общественной безопасности: сделав крюк, чтобы обойти стороной дворец, откуда доносились вопли, и раскланявшись по пути с несколькими встреченными патрулями Национальной гвардии, они наконец оказались под аркадами галереи Валуа и расселись за столами гостеприимного Бовилье.
— С самого утра ни крошки во рту не было, — пожаловался Дюссо.
— Мой дорогой, — ответствовал Сент-Обен, — у меня самого в желудке пусто, словно в пещере.
Им подали меню, это была новинка, изобретенная совсем недавно, — листок со списком предлагаемых блюд, перечисленных одно за другим. Гурманы ворчали, полагая, что их надувают: заказываешь курицу, как в таверне, а тебе приносят всего лишь крылышко или ножку.
— «Бюийодьер»… Это что еще такое?
— Это бургундское кушанье, господин Сент-Обен, — объяснил метрдотель. — Кусочки вареной говядины, которые заливают гусиным жиром и тушат в печи с мелкими луковичками, солью, перцем, уксусом…
— Подходит твой бюийодьер, неси!
— И мне тоже, это должно недурно заморить червячка.
— Для меня то же.
— И бургундского! Бочонок бургундского!
Они стали пить, сперва поминая депутата Феро, потом — за здоровье Фрерона. Дюссо предложил всем вместе сочинить мстительную статью от имени Фрерона, а тот ее завтра подпишет.
— Господа, будем театральны, как на трибуне, начнем с восклицания: «О Феро!»
— Это уж само собой.
— Надо, чтобы сразу было понятно, что убийца метил только во Фрерона.
— Разумеется.
— «О Феро, сходство наших фамилий сделало меня причастным к твоей кончине…»
— Звучит сильно.
— К этой «кончине» я еще прибавлю «потрясшей всех».
— Да, надо же почтить Феро.
— Я бы охотно употребил слово «варвары», чтобы охарактеризовать этих кровопийц.
— «Каннибалы» больше подойдет.
— Давайте вслух, чтобы проверить звучание: «Взяв его голову, каннибалы думали, что завладели моей…»
— Не «его», а «твою», ведь Фрерон обращается к Феро. Это форма, которой надлежит придерживаться.
По галерее мимо ресторана Бовилье, с криками призывая к оружию, пробегали какие-то люди. Сент-Обен и Дюссо бросились к окну залы второго этажа:
— Что еще за новости?
— Тот самый слесарь, который убил Феро…
— Он же был арестован,
— Этот сброд его освободил и носит на руках, как триумфатора!
— Ну как, Сент-Обен, вернемся в Тюильри? — спросил Дюссо.
— Можете отправляться туда, если вас это прельщает.
— Этой ночью брожение еще не утихнет, злоба будет нагнетаться.
— Мы без толку болтаемся по парку, надеемся, что прикажут атаковать, но никакого приказа нам не дождаться, комитеты просто издеваются над нами. Как хотите, а я пойду спать.
Проведя короткую ночь в объятиях мадам Делормель, обеспокоенной тем, что муж задерживается в Конвенте среди стольких опасностей, Сент-Обен надел сапоги для верховой езды, выбрал редингот попросторнее в почти классическом стиле, взял из сундука трость со свинчаткой и покинул Розали, которая наконец задремала, но металась во сне, томимая тягостными видениями. Глаз молодого человека под черной повязкой все еще болел, вдобавок его грызла совесть за то, что накануне вечером таким бесцеремонным образом бросил своих товарищей. Он пешком направился к Пале-Роялю. На улице Вивьен ему повстречался отряд запыленных драгун, расквартированных в окрестностях Парижа и теперь, запыхавшись, примчавшихся сюда. Парки и галереи успели приобрести свой обычный вид, здесь снова кипело оживление мирных дней: мятеж в то утро, похоже, отступил и бушевал теперь в границах предместий. На террасах Тюильри стояла биваком пехота. Сент-Обен отыскал мюскаденов, число которых за ночь возросло; они расположились у входа в Брионнский замок и под окнами Комитета общественного спасения. Молодые люди возбужденно восклицали:
— Пора покончить с этими вшивыми якобинцами!
— Их надо сбросить в Сену!
— Нам выдали оружие, так пустим его в дело!
Сент-Обен обратил внимание на мюскадена в импозантной треуголке, который держал ружье так, будто это был зонтик, и рассказывал, как ночью оттеснили мятежников и как он вместе со своей группой принимал участие в очищении залы Собрания, которую они заполонили так надолго. Сказать по правде, крикунов там уже оставалось не слишком много, так что это было одно удовольствие — разгонять их, лупя прикладами. Тут за спиной Сент-Обена раздался знакомый голос: «Да, речь шла именно об очищении!»
Толстяк Делормель вышел из комитета, его лицо осунулось, но сияло — роль, которую он, по собственным словам, сыграл в Собрании, приводила его в восторг. Он отвел Сент-Обена в сторонку:
— Конвент взял верх.
— Почему вы так уверены?
— Видишь этот полк?
Он указал на террасу Фельянов, занятую людьми генерала Кильмена.
— Я видел драгун на улице Вивьен…
— Три тысячи кавалеристов из Моншуази. Что ж, будем кормить всех этих парней и платить им, чтобы они нас любили, и нам останется только усмирить строптивость предместий. Комитеты ловко провели игру.