КОТализатор
Шрифт:
— Впрочем, у нас еще будет возможность убедиться, драгоценный это камень или нет, когда мы вернемся сюда в следующий раз, — сказала Да Римини.
Манко Фернандес не хотел уходить и приставал к Февику с вопросами:
— Ты уверен, гринго, что не можешь понять смысл этих знаков? — он водил пальцем по резной поверхности яйца.
— Я обнаружил здесь несколько элементов, знакомых мне по другим перуанским петроглифам, но только и всего. Большинство знаков я вижу впервые.
— Что это там? — Бланке Фернандес резко повернулся и направил дуло своего автомата в сторону звуков, но тут же заулыбался и расслабился.
— Сумасшедшие гринго прибыли в джунгли со своими домашними зверюшками!
Февик, опустившись на колени, поднял своего рыжего кота на руки приговаривая:
— Ах ты, блудный кот! Где ж тебя носило, Мо? Успел, наверное, соскучиться по мне, а? Как, впрочем, и я по тебе.
Картер обеспокоенно оглянулся к выходу в надежде увидеть Мачу. Мачи не было.
Да Римини с нескрываемым отвращением наблюдала за сценой счастливого воссоединения Февика со своим котом.
— Как трогательно! — она попыталась пнуть ногой кота, но кот легко избежал удара, грациозно взлетел на верхушку яйца и оттуда настороженно уставился на нее.
— А ты, все-таки, первостатейнейшая сука! — доверительно сообщила ей Эшвуд.
Амазонка не повела и бровью, подошла к загадочному яйцу и постучала по нему пальцем.
— Я согласна, что эти знаки и рисунки интересны сами по себе, но даже если яйцо представляет собой большую ценность, очень уж оно большое, мы все равно не сможем его унести.
— Если бы мы знали, что обозначают эти знаки! — с чувством причитал Манко Фернандес, водя пальцем по контуру рисунков. — Они могли бы, наверное, многое поведать нам о жизни наших предков!
Сверху свесился Мо и фыркнул ему в лицо. Яйцо загудело. Сначала звук был еле слышен и держался на одной высоте, но затем резко усилился и зазвучал с громкостью человеческого голоса.
Испуганный Манко Фернандес выругался и отдернул руку, будто обжегся, от стекловидной поверхности, которую только что нежно гладил. Глаза Да Римини превратились в амбразурные щели.
А Мо продолжал невозмутимо восседать на верхушке гудящего яйца, и только когда оно засветилось изнутри интенсивным белым светом, кот соизволил, не теряя достоинства, спрыгнуть на пол и направиться к хозяину.
Эшвуд оказалась единственной из присутствовавших, у кого хватило ума броситься к выходу, но уйти далеко ей не удалось, потому что в этот момент свет резко усилился и неожиданно ослепительно вспыхнул, поглотив вокруг всех и вся.
Свечение прекратилось так же быстро, как и возникло, и Картер, потерявший было на мгновение и зрение, и ощущение действительности, ошарашенно оглядывался по сторонам, пытаясь понять, что же произошло.
Принявшее свой первоначальный вид яйцо непоколебимо покоилось на своей голубой подставке, а вокруг него стояли, протирая глаза, искатели сокровищ.
— Мать-пресвятая — богородица, — пробормотала Да Римини. — Что это было?
Февик моргал глазами и тряс головой, пытаясь восстановить ее работоспособность:
— Это не драгоценный камень! Это некоторое техническое устройство!
— Не сходите с ума! — Да Римини подняла повыше фонарь и, не спуская глаз с успокоившегося яйца, стала пятиться к выходу. — Хватит приключений! У нас и так достаточно золота! Пора убираться отсюда подобру-поздорову!
Обойдя снаружи интигуатану. Манко остановился в нерешительности. Луч его фонарика скользил по темным стенам.
— Что-то здесь не так!
— Что случилось? — оглянулась Да Римини. — Поторапливайся!
— Стой! — он догнал ее. — Посмотри!
Луч его фонарика вырвал из темноты один из ларей, стоявших вдоль стены пещеры. Этот каменный ларь ничем не отличался от других, но Картер с удивлением осознал, что впервые видит сложную барельефную резьбу ларя.
Не обращая внимания на автоматы в руках братьев Фернандес, Февик испустил ликующий крик и бросился к ларю. Его пальцы дрожали, когда он ощупывал каменные письмена.
— Вы отдаете себе отчет, что это значит? Всегда считалось, что инки не создали собственного письма, а это тогда что? — его голос прерывался от едва сдерживаемого ликования, в глазах стояли слезы, — меня ждет, без сомнения, Бакстеровская премия, а может, даже Нобелевская! Эшвуд нахмурилась и стала принюхиваться:
— Не кажется ли вам, что воздух стал суше? Но никто не слушал ее. Страхи Манко улетучились, когда в следующий момент его брат совершил новое открытие. Пока Февик рыдал над инкскими письменами, Бланко попробовал открыть дверцу ларя, но она не поддавалась, и, рассердившись, он несколько раз ударил ее прикладом автомата. Дверца не выдержала, затрещала, затрещал и сам ларь, и содержимое ларя хлынуло на взломщика, придавив его своей тяжестью, и протащило несколько ярдов по полу.
Когда поток, наконец, остановился, Бланко Фернандес отчаянно барахтался в море золота, пытаясь выплыть. Его брат, монопольный производитель инка-колы в Перу, барахтался поблизости. Золотые блюда и чаши, золотые полосы и слитки, ожерелья, кольца и серьги… Свет фонаря, многократно отразившись от сверкающего изобилия, весело прыгал по темным стенам и сводам пещеры.
Как и все, Картер был ошеломлен до потери речи. Небольшой ларь с высокими стенами хранил в себе несколько тонн золота. И тут же, вдоль стены, на отрезке не менее 50 ярдов, стояли другие лари, похожие на этот по форме и, возможно, по содержимому.
Картер отчаянно вглядывался туда, где стоял последний из ларей. Ни пятнышка света, ни лучика солнца! Как же так? Он взглянул на часы. Время было послеполуденное, солнце еще не должно было сесть… И тут он вспомнил, что те небольшие лари, мимо которых они шли сюда, вовсе не имели никаких дверей! Это были другие лари!
Трань Хо тоже что-то заподозрила:
— Мы вышли не туда, откуда пришли! Что ж, это чудесно! — она принялась, как сумасшедшая, щелкать своим фотоаппаратом. — Грандиозно! Восхитительно!