Котовский
Шрифт:
Котовский молча смотрел на тот берег, на голые верхушки деревьев, на дымок над далекими хатками… Он не ответил Христофорову. Он видел зимнее серое небо над своей родиной, но в этот февральский день ему казалось, что вот-вот выглянут из-за тяжелых туч солнечные лучи, и чернеющие сады покроются зеленой, пышной листвой…
Приближение Красной Армии к Днестру вызвало тревогу у румынских захватчиков. Они усилили охрану границ, стянули войска к берегу реки.
Котовский знал, что стоило ему дать команду, и его кавалеристы, как вихрь, бросились
Румынские оккупанты следили за каждым шагом Котовского. Агенты сигуранцы доносили в Бухарест о Котовском, когда он еще был на подступах к Вознесенеку.
С того же момента, как Тирасполь был освобожден от белогвардейцев, румынские бояре потеряли покой. Всевозможные агенты, шпионы и осведомители то и дело доносили о том, что Котовский уж переправился через Днестр.
Оккупанты чувствовали себя так непрочно на украденной земле, что стоило только взводу красных бойцов появиться на левом берегу Днестра, как в Кишиневе этот взвод принимали уже за полк, а в Бухаресте — за армию…
Несколько дней в районе Тирасполя кавбригада гонялась за мчавшимися отрядами белых, которыми командовали генералы Стесеель, Мамонтов и Бредов. С ожесточением пробивались белогвардейцы к Кучурганскому лиману. Они хотели уйти за границу, чтобы там снова собрать силы для борьбы с Советской страной.
Приднестровские плавни были переполнены белыми. Деникинцы скрывались в камышах. Они метались в плавнях вместе с огромным обозом; при многих находились семьи, но, несмотря на безнадежность положения, они не хотели сдаваться добровольно. Особенно тяжелые бои развернулись между 14 и 19 февраля, когда белогвардейцы пытались прорваться на север и выйти на соединение с бандами Петлюры.
Эскадроны Котовского пошли наперерез противнику. Белые собирались осуществить прорыв силою шести тысяч штыков и 300 сабель при четырех орудиях с броневым автомобилем.
Только с 14 на 15 февраля котовцы в конном строю ходили в атаку девять раз.
Котовский поставил перед бойцами задачу — не дать ни одному белогвардейцу переправиться через Днестр. На дорогах и в плавнях были выставлены заставы.
Ночью на одной из застав бойцы преградили путь автомобилю, из которого раздался сердитый голос:
— Что вы безобразничаете? Это я, начальник боевого участка.
Полковник-белогвардеец никак не мог предположить, что перед ним были котовцы. И только после того, как на него направили дула винтовок, он понял, с кем встретился.
Белогвардейцы, среди которых были и генералы, сдались.
Поздно ночью бойцы доставили пленников в штаб бригады.
Котовский пригласил деникинцев к столу.
Он выставил генералам свои требования — сдаться всем без исключения солдатам, офицерам и генералам, которые еще скрываются
Белогвардейцы, еще так недавно надеявшиеся уйти от погони, написали письмо в штаб белой группы с предложением сдаться. Это письмо на рассвете доставили в штаб белых бойцы-котовцы. Путь им указывал белогвардейский генерал.
Несколько часов размышляли штабисты над письмом своих пленных начальников. Многие из них еще ждали помощи от румын. Но более трезвые из белогвардейцев решили, что им нет другого выхода, как сдаться Котовскому.
Полковник Самсонов вышел вперед. Он снял с себя оружие и передал свой револьвер и бинокль красноармейцу.
— Предлагаю последовать моему примеру, не дожидаясь ответа от румын; сдаться без боя и условий коннице Котовского. Некоторые из офицеров отошли в сторону, приставили дула револьверов к вискам, и спустили курки…
За несколько дней котовцам сдались три генерала, 200 офицеров и около четырех тысяч солдат.
Трофеи были огромны. Специальная комиссия больше двух недель учитывала все то, что забрали котовцы у противника.
Белые оставили под Тирасполем больше ста исправных орудий разных калибров, шестнадцать бронепоездов, сто сорок тысяч трехдюймовых снарядов, миллионы русских патронов.
На протяжении нескольких верст на железнодорожных путях стояли эшелоны, груженные патронами, снарядами, сахаром.
…Во время разоружения белогвардейских отрядов один из пленных упал перед Котовским на колени. Он схватил его за сапоги и молил о пощаде. Котовский никак не мог понять, почему так дрожит и плачет этот уже пожилой мужчина.
— Теперь я в ваших руках!..
Котовский не сразу узнал человека, который лежал у его ног. Он велел ему встать. Это был Хаджи-Коли, который некогда преследовал его по пятам во главе стаи полицейских сыщиков.
Хаджи-Коли, живший последние годы в Одессе, пытался вместе с белогвардейцами пробраться в Румынию. А теперь он, жалкий, дрожащий, стоял перед Котовским.
— Вы служили царскому правительству и выполняли его волю. Мы боремся за власть Советов, за диктатуру пролетариата, за счастливое будущее, и в этой великой борьбе нет места для личной мести. Со всеми пленными вы направитесь в тыл, и, если вас помилуют, вы будете жить, — ответил перепуганному охраннику Котовский.
С белыми было покончено. Приднестровье было очищено от белобандитов. Повсюду восстанавливалась Советская власть.
Котовский, жизнь которого так неразрывно была связана с Одессой, вошел в историю гражданской войны, как освободитель этого города.
За освобождение Одессы Котовский получил орден Красного Знамени — свою первую боевую награду.
15 февраля в бою у селения Кандель, погиб комиссар Христофоров.
Вместе с Котовским, в метель и стужу, мчался он по заметенным дорогам к Вознесенску. В боях его видели всегда рядом с Котовским; а во время привалов и переходов он находился обычно среди бойцов, горячо любивших его.