Коварная Саломея

Браун Картер

В ее глазах застыл полярный холод, когда она долго и пристально смотрела на меня. Затем лед медленно растаял и блистательная улыбка вновь расцвела на ее губах.

— Я все поняла, Дэнни, — нежно сказала она. — Почему бы и нет? Вы же не знали, что Касплин действовал без моего ведома?

— Вы очень милы, — осторожно заметил я.

— Конечно. — Она весело засмеялась. — Мне бы следовало расстроиться, что есть другой клиент, но я и не подумаю.

— Не понял.

— Скажите, кто это, и начинайте работать на меня, — объяснила она.

— Извините, но это невозможно.

Ее лицо выразило явное

недоверие к моим словам. Она снова пристально посмотрела на меня. Было почти видно, как внутри ее головы все пришло в движение от нелегкого умственного усилия. Но результат был поистине блестящим — она решилась на беспроигрышный ход.

— Дэнни... — При этом она так повела плечами, что верх ее халата пополз вниз. Она придвинулась ко мне. — Я видела, как ты смотрел на меня, когда я вошла, — прошептала она. — Хватило искры, чтобы ты вспыхнул. Я почувствовала то же самое.

Я не мог не смотреть на ее грудь, выставленную из-под ниспадающего халата. Меня уже и без того достаточно сегодня помяли, и хотя я терпеть не мог мазохизм, мне почему-то вдруг стало понятным исступление альпинистов перед непокоренными вершинами.

— Я знаю, как это заводит таких настоящих мужчин, как ты. — Ее мягкий смех звучал почти по-матерински.

— Послушай... — из последних сил сопротивлялся я. — Мне действительно жаль...

Ее ладони так сжали мое лицо, что дальнейшая беседа стала совершенно невозможной.

— Дэнни!

Она нагибала мою голову до тех пор, пока у меня не перехватило дыхание от более чем убедительной близости ее белоснежных выпуклостей. Тонкий запах духов был как бомба с часовым механизмом.

Мои руки обхватили ее талию, затем заскользили по мощному изгибу бедер. Шепот плотного шелка отвечал моим прикосновениям. А руки торопились все ниже, подробно изучая ее великолепные бедра, пока не остановились, обнаружив обнаженную кожу там, где должен был быть плотный шелк, много шелка.

Руки Донны еще крепче прижали мою голову к груди — теперь я мог во всей полноте ощутить нарастающее желание ее тела. Потом мою голову сильно потянули вверх, я увидел расплавленный взгляд ее глаз, и ее влажные губы впились в мои.

Если, по ее словам, все между нами началось с искры, то закончиться должно было извержением вулкана. Ко мне прижималось тело, в котором сейчас шла отчаянная борьба между духом и плотью, борьба, в которой дух был заранее обречен на поражение от этой безупречной и прекрасной плоти.

Внезапно она обмякла, ее руки с силой оттолкнули меня.

— Извини, Дэнни. — Она задыхалась. — Дверь!

— Дверь? — тупо переспросил я.

— Не уверена, что она заперта.

Я с трудом заставил себя подняться с дивана и пройти четыре или пять шагов по направлению к двери. Потом я остановился и оглянулся. Донна лежала на диване, лицо ее пылало. Халат тяжелыми складками сбился вокруг бедер, и верхняя обнаженная часть ее тела казалась изваянной из белого мрамора гениальным скульптором. Ее ноги выглядели не менее величественно, и только небрежная складка шелка скрывала маленький и беспомощный изгиб с внутренней стороны ее бедер.

Я даже закрыл глаза от нахлынувшего желания, которое стремительно подавляло последние нервные очаги моего сопротивления. Еще немного — и победа Донны была бы полной и окончательной.

— Дэнни? — Голос

Донны звучал с ленивой нежностью. — Дверь — не забыл?

Я открыл глаза и снова посмотрел на нее, пытаясь сосредоточиться.

— Донна... — с трудом начал я. — Ты должна знать две вещи. Я остаюсь с другой моей клиенткой, а ее имя Марго Линн.

Она не сразу поверила, и я не винил ее в этом. Я сам не поверил, что все-таки решился. Секунд тридцать она безучастно смотрела на меня, потом до нее дошло. Ее лицо превратилось из нежно-розового в алое, руки и ноги напряглись. Она издала стон. Сначала негромкий. Потом она повысила голос, пока он не перешел в оглушительное крещендо, которого может достичь только примадонна.

Все тело ее содрогалось в конвульсиях. Она металась по дивану до тех пор, пока не скатилась на пол. Сначала она лежала на спине, дико барабаня пятками, затем перевернулась и, уткнувшись лицом в толстый ковер, стала скрести его скрюченными пальцами.

Я нашел кухню и наполнил холодной водой подвернувшуюся под руку вазу. Затем вернулся в гостиную и вылил содержимое примадонне на голову. Это мгновенно прекратило истерику. В последующие несколько секунд я думал, не убил ли я ее. Мне следовало бы знать, что она нерушима. Наступила тяжелая тишина. Донна медленно поднялась на руках, привстала на колени, отдохнула немного, затем тяжело поднялась на ноги. Халат с шуршащим вздохом упал с ее бедер. Донна повернула голову и посмотрела на меня. Серебристо-светлые волосы спутались и прилипли к осунувшемуся лицу. Голубые глаза сверкали непримиримой ненавистью, которую я ощущал почти физически.

— Надеюсь, вы изобличите убийцу, Дэнни, — сказала она дрожащим голосом. — Только не забудьте про ее сообщника. Ей ведь нужен был кто-то, чтобы позвонить Хелен по поводу собаки. Кроме того, позвонить в полицию и сообщить об убийстве Кендалла. Сама она не могла этого сделать.

— Почему вы уверены, что это Марго? — спросил я.

— Вы плохо знаете женщин, — насмешливо ответила она. — И еще хуже оперу. В опере примадонна — королева труппы. Все подчиняются ее желаниям и капризам, и все ее ненавидят. Но больше всех ненавидят основные голоса — контральто, меццо-сопрано.

— Впечатляет, — сказал я, — Но ничего не доказывает.

— Марго — единственный основной женский голос в труппе, не считая меня, — холодно продолжала Донна. — Поэтому она решила справиться с примадонной, заполучив Кендалла. Она думала, что после этого Пол будет прислушиваться к ней больше, чем ко мне. — Она хрипло рассмеялась. — Ее следовало поставить на место, и я сделала это. Я вытащила Кендалла из ее постели. Я всего разок дала ему почувствовать экстаз. После этого он начисто забыл о существовании Марго. Это сводило ее с ума. Надо было видеть, как с каждым днем ей становилось все хуже, — ревность выворачивала ее наизнанку! Ну а Тайлбот — толстый помпезный идиот с похотливыми, маленькими, свинячьими, налитыми кровью глазками! Он истекает из-за меня слюной. Его потные руки лапают меня всякий раз, когда он оказывается рядом. Чем не кандидатура в сообщники? Была такая сцена, когда мы первый раз репетировали танец. Я все ему тогда высказала: назвала отродьем незаконнорожденного пастуха и неаполитанской шлюхи и послала в соответствующее место! Вряд ли он это мне когда-нибудь простит.