Коварные алмазы Екатерины Великой
Шрифт:
«Угомонись, кому сказано!»
Секунду, это какая станция? Уже «Сюлли-Морлан»? Как быстро! До «Пирамид», где ей сходить, рукой подать. Она выйдет, а Роман поедет дальше, в дом, где он ютится в комнатке для прислуги, и Фанни не увидит его, быть может, никогда в жизни!..
– Извините, Роман, я вас перебила. Вы говорили, что ходите на рю де Валанс, в русскую библиотеку…
– Да. – Он кивнул рассеянно: за время долгого молчания Фанни успел погрузиться в какие-то свои мысли – о чем или о ком? – Хорошая библиотека. Я предпочитаю читать по-русски. Мой французский…
– У тебя отличный французский, – с жаром воскликнула Фанни. Ладно, она уже столько раз врала в жизни, что еще одна маленькая ложь ей, конечно, простится. А не простится – и наплевать, ведь это ложь во спасение. Чье спасение? Да свое, свое собственное. Свое спасение от надвигающейся разлуки с Романом.
– Вот спасибо, – сверкнул он глазищами, – а то меня мать запилила. Она в России преподавала французский, сейчас вообще говорит очень хорошо, почти без акцента. Мне до нее далеко.
Фанни чуть не ляпнула, что знает кое-какие слова по-русски: «я тебя люблю», «я тебя хочу», «трахни меня», «давай еще». Выучилась от Лорана. Сейчас повернуться к Роману и сказать ему сдавленным от желания голосом:
– Трахни меня!
Сказать по-русски!
Что будет?
Скорее всего, он достанет мобильник и вызовет «Скорую помощь». А если…
А если спросит:
– Что, прямо здесь? В метро?
А если он согласится?
Вагон пустой, только впереди дремлют два каких-то почтенных старикана. Они здесь с Романом практически наедине!
Поезд остановился на станции «Пон-Мари», и в вагон вошла девушка с бандонеоном [3] .
Потом Фанни размышляла, как сложилась бы жизнь ее и Романа, если бы эта девица с бандонеоном в тот вечер не попалась им на пути. Может, вышли бы себе из метро, каждый на своей станции, и двинулись бы своей дорогой?
3
Музыкальный инструмент, родственник гармони, баяна и аккордеона. Назван по имени изобретателя Генриха Банда. Основной инструмент в оркестрах, исполняющих аргентинское танго.
Неужели вся причина дальнейших радостей и бед только в музыке, в той музыке, которая вдруг зазвучала в вагоне?
Бедняжка Фанни, которой так и не суждено было узнать правду! Правду знает Роман, но это знание он унесет с собой в могилу.
А впрочем, у него остается еще время для насыщенной радостями жизни, поэтому пока не стоит о печальном.
Нижний Новгород, за некоторое время до описываемых событий
Оставим в стороне пути, которыми пойдут добросовестные и недобросовестные следователи, пытаясь докопаться до истины в деле о внезапной смерти гражданина Константинова В. С. Все равно пути будут не теми и не найти следователям этой самой истины, потому что никто им не поможет ее найти. Их будут водить за нос все, кто, казалось бы, самым непосредственным образом заинтересован в результатах расследования.
Итак, вот что навеки осталось тайной для следствия.
Валерий Сергеевич Константинов был человеком богатым. Очень богатым! Но о его богатстве не знал никто, кроме самых близких ему людей. Причем богатством своим Валерий Сергеевич завладел тем способом, о котором люди мечтают испокон веков: он нашел клад.
Нашел он его десять лет тому назад совершенно случайно.
Константинов был любителем, как уже говорилось, старины. Всю жизнь он, простой совслужащий, инженер, эмэнэс, жил в убогой «хрущевке», заставленной грубо сколоченными обрезками деревоплиты, которым был придан вид шкафов, сервантов и столов. Ел из дешевой фаянсовой посуды, читал книжки, изданные на газетной бумаге, да и те приходилось разными окольными путями доставать.
Однако страсть к антиквариату и старинным фолиантам терзала сердце Валерия Сергеевича, и удовлетворял он ее вот каким способом: в свободное время ездил по городу и выискивал дома, предназначенные на слом. Чуть только такой дом освобождали жильцы, Константинов был уже тут как тут. Надевал перчатки, доставал из сумки небольшую монтировку и обходил пустые комнаты, в которых уже пахло сыростью, землей и даже почему-то мертвечиной. Кругом валялись груды брошенного мусора, в котором Константинову удавалось найти немало интересного, от книг до старинных флакончиков для духов. Однажды он отыскал роскошную вазу, правда, в виде осколков, но ее удалось склеить. В другой раз ему попалась печная заслонка невиданной красоты, судя по всему, отлитая в XVII веке, а то и раньше. Полуразбитые статуэтки, иконы в жутком, непотребном состоянии, картины неизвестных художников, где едва-едва можно было разобрать лица и предметы, тоже попадались. Еще множество бытовых мелочей: очки с выбитыми стеклами, туфли или сандалии, как правило, непарные, дамские сумочки или то, что от них осталось, какие-то рваные платья, отделанные стеклярусом или истлевшим кружевом.
Однажды в каком-то подвале он наткнулся на заплесневелый, покрытый темными пятнами саквояж. Саквояж был набит полусгнившими газетами начала XX столетия. Точнее сказать было трудно, потому что даже те из них, что не сгнили, превратились в труху, и Константинов осторожно, по одной вынимал их и рассматривал с благоговением: это тоже была столь обожаемая им старина. Представьте себе: именно среди этих газет он и наткнулся на пыльный мешочек из истончившейся, потертой кожи, в котором перекатывались какие-то камушки.
Как только Константинов взял его в руки и ощутил пальцами это перекатывание, он почему-то сразу понял, что там находится. Больше ничего в этом доме он трогать не стал, даже не глянул в сторону бережно отобранного старья, сверточек спрятал в карман, перчатки снял и отбросил, монтировку отшвырнул, из развалин вышел и немедленно уехал ближайшей электричкой на дачу в Рекшино. Именно там, в халупе на четырех сотках он хранил все свои сокровища, поскольку жена наотрез отказалась видеть это барахло в своей до блеска вымытой хрущобе. Да, был риск, что местная шпана вскроет дачу, однако ценность все эти сокровища имели только в глазах человека, помешанного на антиквариате, а воришки – люди практичные, они ищут то, что можно продать или хотя бы выменять на водку.
Итак, Константинов приехал на свой тайный склад, завесил окна, зажег свечку (электричество в Рекшине теоретически было, но его постоянно отключали, отключили и на сей раз, пожалуй, даже кстати) и развязал узелок, чтобы как следует рассмотреть находку.
Невзрачные камушки, похожи на грязные стекляшки.
Константинов помыл их в теплой воде с хозяйственным мылом. Пересчитал. Их оказалось почти три сотни – крупных, отборных бриллиантов размером одни с горошину, другие с вишневую косточку (в каратах Константинов еще не разбирался), великолепной огранки, некоторые с загадочными темными пятнышками внутри. 285 бриллиантов.
Кому принадлежали эти бриллианты, кто спрятал их в саквояже среди газет?
Об этом можно было только гадать. Константинов вспомнил многочисленные истории о том, как после революции богатые люди пытались утаить сокровища от безумной толпы грабителей, в которую в одночасье превратился народ. Куда только не прятали бриллианты, украшения, золотые монеты! Шили пояса, выдалбливали трости, делали для женщин специальные шиньоны-тайники, прятали камни под подошвами башмаков… Владелец или владелица этих бриллиантов, видимо, в спешке сунули их в саквояж под газеты. Темные ржавые пятна на коже вполне могли быть пятнами крови…