Коварство мыльных пузырей
Шрифт:
Матвей загрузил сумку в багажник, о чем-то перекинулся несколькими короткими фразами с отцом. Тот дал ему пару тысячных купюр, еще раз покосился на меня, сел в машину и уехал. Фуф, слава богу, я уж думала, что он никогда не свалит.
— Куда пойдем? — обернулся ко мне парень.
— Куда хочешь. Мне все равно, — пожала я плечами.
Он, кажется, даже подавился, когда услышал такое.
— То есть тебе все равно? — округлил Мотя глаза.
— Ну, вот так, такое бывает, да, — начала психовать я.
Тренировки для меня самое дорогое… Я еще успею домой переодеться…
— Еще
— Угу, пельменная в самый раз будет, — ухмыльнулась я ядовито.
— Как все сложно, — закатил он глаза и шумно выдохнул. — Ладно, пойдем, куда я хочу. Осталось понять, пускают ли туда малолеток.
— А сам-то! Ты всего на полгода старше меня.
— Да, но я уже полмира объездил и многого добился, приятно познакомиться. А кто ты? — рассмеялся Матвей.
Я сначала хотела обидеться на его выпад, а потом передумала. Ведь правда, кто я? Обычная девчонка. Он — лучший нападающий и капитан команды… А я ведь даже не староста класса.
Матвей потащил меня в центр, сказав, что только там можно найти приличную забегаловку. Я изо всех сил старалась сделать три вещи — не сломать больные ноги в гололед, не потерять из-за всего этого лицо и поддерживать по возможности разговор. Впрочем, последнее не очень-то и надо было, ибо Матвей не затыкался ни на секунду. Он рассказывал мне о поездках, тренировках, о том, как мечтает попасть в НХЛ, потому что только там оценят его талант и мастерство, только там можно действительно зарабатывать деньги, которые позволят иметь ему все. Он говорил о своих друзьях, называл известные фамилии и обещал познакомить с самим Владиславом Третьяком — вратарем-легендой. И хотя я никогда не фанатела от хоккеистов и была далека от самой игры, но имя этого человека знали абсолютно все. Если Матвей меня с ним познакомит… Оооо! Это будет самый счастливый день в моей жизни!
Красная площадь — это не для слабонервных. Никогда не думала, разгуливая по ней, что она такая ужасная… Нет, все было так, как было до меня и будет после: собор, лобное место, музей, мавзолей и звезды на башнях, но я неожиданно обнаружила под ногами… брусчатку! И через дюжину шагов это «открытие» заставило меня потерять самое главное — лицо. Каблуки скользили по отшлифованным миллионами ног камням, проваливались в расщелины между булыжниками, ноги подворачивались, я кое-как удерживала равновесие, а вцепиться в Матвея не могла — вдруг он подумает, что я не умею ходить в такой обуви. Он продолжал балаболить, я пыталась улыбаться, хотя все мысли были заняты только одним — надо как-то добраться до асфальта.
— Матвей, давай зайдем в ГУМ. Там есть кафешки, — потянула я парня за рукав в сторону магазина, когда поняла, что пересечь площадь не смогу физически.
Он оторвался от своего рассказа, удивленно повернулся ко мне и спросил:
— Ты вообще представляешь, о чем меня просишь?
Да! Да, черт побери! Я очень хорошо это представляю. Я закатила глаза, взмахнула руками не хуже Насти и восторженно выдала:
— Ты такой классный! Неужели ты готов нести меня на руках до самого конца?
— А что не так?
— Брусчатка. Она очень скользкая и вся кривая, я вот-вот сломаю ноги.
Матвей захохотал:
— Да ты и на асфальте-то явно далека от эталона.
— Зато у меня джинсы настоящие, а не поддельные, — зачем-то ляпнула я. На самом деле я понятия не имела, какие у него джинсы, но почему-то захотелось его как-то «ущипнуть».
Он резко остановился:
— Это ты типа меня только что оскорбить решила?
Я насупилась.
— У меня настоящие джинсы.
Качнула головой.
— Мне отец привез из Штатов.
— У меня такие же, только женские. Там ткань другая.
— Да ладно, — хохотнул он, но глаза сверкали от гнева.
— Клянусь! — никак не могла остановиться я. В конце концов, почему я должна ему уступать? И у меня болят ноги, почему он не хочет понять меня? — Там ткань другая.
Я выдула большой пузырь из жвачки и лопнула его.
Матвей поморщился и прищурился:
— Врешь!
— Я завтра буду в них, сравнишь, — растянула я губы в умильной улыбочке, еще раз надувая пузырь. Почему-то хотелось действовать ему на нервы. А еще хотелось сесть! Просто сесть и вытянуть ноги. Прямо сейчас.
— О’кей, заметано! — тряхнул он челкой и (какое счастье!)… потопал в сторону ГУМа. А вот Ахмед подал бы мне руку…
Домой я приползла поздно вечером еле живая. Уже в лифте вспомнила, что не гуляла с собаками, что забыла про Ахмеда, что не позвонила маме и что вообще все-все вылетело из головы. Зато вечер я провела чудесно. И хоть ноги гудели и отваливались, хотелось встать на четвереньки и так ползти домой, все равно настроение было приподнятое. Матвей выиграл матч, развлекал меня, гулял со мной, смотрел на меня — что может быть лучше? Только я одного не понимаю — что он чувствует? Ахмеда я тоже не понимаю, но его действия по отношению ко мне какие-то более выраженные, что ли? Ну то есть я вижу, как он на меня смотрит, как дотрагивается, всегда подает руку, когда я выхожу из транспорта, как поддерживает, как мы занимаемся с собаками… Он какой-то другой, мне с ним спокойнее. Зато с Матвеем однозначно интереснее. Он такой же, как я, — веселый, активный, спортивный.
— Ярило, рассказывай! — потребовал Варькин голос в трубке.
Я только-только выползла из ванной и развалилась на кровати, вытянув ноги. Ферри протиснулся между мной и стеной и лег так, что мне пришлось подвинуться на самый край.
— У меня конечности сейчас отвалятся, — честно призналась я, почесав щенка за ушком. — Весь день на каблуках… Кажется, мне ступни в жерновах помололи.
— Я не понимаю, с какой целью ты на них зимой влезла. Разве что решила сломать лодыжку и не поехать в Японию весной.
— Типун тебе на язык, ведьма, — огрызнулась я с улыбкой.
— Рассказывай, не томи, — приказала она.
— Да чего рассказывать? Выиграли мы матч, потом пошли в кафе. Прошагали полгорода, посидели в «Япоше»… Ели суши там… Роллы всякие… Варь, да чего я тебе рассказываю, ты небось с Поэтом так же гуляешь…
— Но, в отличие от тебя, я его не бросаю, — буркнула подружка.
— А я никого не бросала, — жестко отрезала я. — Ахмед мой друг, Матвей… — запнулась… А кто для меня Матвей?