Ковчег огня
Шрифт:
Главный этаж музея? Этот человек что, спятил? Им придется плутать по бесчисленным залам и галереям с картинами и скульптурами.
— Быстрее будет пройти по первому этажу, — возразила она. — Главный этаж музея запружен народом.
— Да, думаю, тут ты права. Однако массовка придется нам очень кстати, если зверь снова явит свой мерзкий лик.
Не собираясь уступать, Эди скрестила руки на груди.
— Сколько раз ты бывал в Национальной галерее искусств?
— Нисколько, это мое первое посещение. —
— Послушай, может быть, я и теряю рассудок, но пока что он у меня еще есть.
Не обращая внимания на ее возражения, Кэдмон потащил Эди к лестнице. Поднимаясь, она дважды споткнулась, и дважды Кэдмон успел ее подхватить, не дав свалиться носом на ступеньки.
Когда они поднялись наверх, Эди повернулась к Кэдмону.
— И что теперь?
Вместо ответа Кэдмон решительно направился к брошенному креслу-каталке с надписью «Собственность НГИ» на черной кожаной спинке. Прищурившись, Эди наблюдала, как он взял кресло за ручки и подкатил к ней.
— Садись в кресло, — приказал Кэдмон.
— Два раза споткнулась — это еще не инвалид, — воспротивилась она.
— Убийца будет искать женщину вот такого роста. — Кэдмон поднял ладонь на уровень ее головы. — Он не будет искать женщину в кресле-каталке.
— Откуда мне знать, что…
— Садись! А не то я тебе ноги переломаю, черт побери!
Эди послушно опустилась в кресло, запоздало осознав, что сейчас делает все, чтобы испортить отношения с человеком, который спас ее от пули убийцы. Причем с риском для собственной жизни.
— Слушай, ты меня извини за то, что я с тобой спорю по любому поводу. Просто я… очень-очень испугалась.
К тому же она привыкла полагаться только на себя, особенно в вопросах личной безопасности. В жизни ее слишком часто подводили.
— Ты имеешь полное основание бояться, — ответил Кэдмон, вновь превращаясь в вежливого британца.
Сняв кресло-каталку с тормоза, он покатил его вперед.
Эди сняла хозяйственную сумку с плеча и прижала ее к груди. В холщовых глубинах лежали деньги, ключи от машины и паспорт. Все, что нужно, для того чтобы бежать от этого безумия.
Пока Кэдмон пробирался сквозь толпу, она размышляла над тем, что идея с креслом-каталкой была просто гениальной: народ расступался перед ними, словно Красное море перед евреями. Правда, Эди по-прежнему критически относилась к плану Кэдмона покинуть музей самым длинным путем. Однако, быть может, этот план, как и кресло-каталка, приведет в конечном счете к успеху.
Они прошли мимо галереи американской живописи и вошли в Восточный сад. Внутри их встретил душный, влажный
Покинув сад, Кэдмон ускорил шаг, пересекая длинный зал скульптур под сводчатым потолком. Мимо мелькали знакомыми пестрыми пятнами соседние галереи — Тулуз-Лотрек, Ренуар, Энгр, история французской живописи девятнадцатого века, превращенная в быстрый калейдоскоп красок.
Прямо впереди возвышались массивные черные мраморные колонны главной ротонды, подобные могучим исполинским деревьям девственного леса.
— Можно выйти через ротонду, — сказала Эди, разворачиваясь в кресле и с мольбой сжимая руки.
Ее предложение было встречено лишь шелестом колес по полу — кресло на полной скорости катилось вперед.
«Это все равно что спускаться в круги ада Данте», — подумала она, попав в ротонду под куполом.
Вокруг, куда ни кинь взгляд, толпились люди, выстраиваясь длинными извивающимися очередями к главному входу. Перед дверями охранники быстро ощупывали каждого выходящего посетителя. Эди предположила, они ищут вооруженного убийцу.
— Похоже, все дороги ведут в Рим, — заметил Кэдмон, катя кресло-каталку прочь от беспорядочной толпы.
Как и в Восточном саду, оставшемся позади, в ротонде царила влажность тропических джунглей — из-за многочисленных растений в горшках. Опасаясь, что убийца Паджхэма может скрываться где-то поблизости, Эди прижала подбородок к груди, стараясь не привлекать к себе внимание.
Как только они покинули ротонду, Кэдмон пустился бегом.
Бронзовые скульптуры. Натюрморты, фламандских живописцев. Скульптурные миниатюры итальянского Возрождения.
Мимо стремительно мелькали знаменитые произведения искусства. Эди стало страшно: как бы не расстаться с содержимым желудка.
— Нельзя ли помедленнее, а? Меня укачивает.
Если Кэдмон ее и услышал, никак этого не показал: этот мужчина словно торопился как можно быстрее продемонстрировать, какой же он крепкий орешек.
Преодолев три четверти общей длины музея меньше чем за две минуты, Кэдмон подкатил Эди к Западному саду, зеркальному отражению сада в противоположном конце. Резко повернув влево, он каким-то образом удержал кресло на двух резиновых колесах.
— Быстро! Тормози! — завизжала Эди, увидев прямо перед собой статую Иоанна Крестителя в полный рост.