Ковчег спасения. Пропасть Искупления
Шрифт:
– Мы знаем, поверь.
Она вдруг услышала в тонком, похожем на детский голосе Ночного совета новое, чего не замечала раньше: страх и муку.
– А еще мы очень хорошо знаем, на что он способен. Доверься нам.
Голос стих, будто говоривший осознал, что выдал слишком многое, и смутился.
Но затем он поместил в разум Скади настойчивую, неприятную мысль, прервав раздумья над загадочной эмоциональностью прежде бесстрастного советчика и наставника.
– Скади, когда мы сможем убедиться в его смерти?
– Часов через десять-одиннадцать. Мы прочешем зону поражения, соберем и профильтруем пыль в поисках характерных химических соединений и элементов. И даже если свидетельства будут не вполне убедительными…
Последовал резкий и безапелляционный ответ:
– Нет, Скади. Его смерть должна быть гарантирована! Нельзя допустить, чтобы он добрался до Города Бездны!
– Клянусь, я убила его!
– Скади, ты умна и решительна. Но и Клавэйн тоже. Однажды он тебя переиграл и может переиграть снова.
– Не имеет значения!
– Почему?
– Даже если Клавэйн достигнет Йеллоустона, имеющиеся у него сведения не дадут ощутимой выгоды ни врагу, ни Феррисвильской конвенции. Если захотят, они попытаются заполучить «адское» оружие. Но у нас есть «Пролог» и машины, подавляющие инерцию. Они дают нам решительное преимущество. Каких бы союзников Клавэйн ни нашел, он обречен на поражение.
Голос молчал. На мгновение Скади показалось, что ее оставили в покое.
Она ошибалась.
– Так ты считаешь, что он может быть жив?
– Я… – Скади растерянно запнулась.
– Лучше бы он оказался мертвым. Иначе мы очень разочаруемся в тебе.
Он держал раненого кота. Позвоночник был перебит, задние лапы бессильно свисали. В его пасть был засунут наконечник пластикового шланга, выходящий из резервуара в скафандре. Ноги Клавэйну придавило тоннами камня. Ослепший, обожженный кот страшно мучился. Но расстаться с жизнью ему не давал человек.
Клавэйн пробормотал, скорее обращаясь к себе, чем к животному:
– Нет, приятель, ты будешь жить, хочешь того или нет.
Голос звучал так, будто терлись друг о друга листы наждачной бумаги. Клавэйну страшно хотелось пить. Но в резервуаре осталось совсем не много, и сейчас была очередь кота.
– Пей, гаденыш. Зря, что ли, ты так долго протянул.
– Позволь мне умереть, – прохрипел кот.
– Извини, дружок, но умереть я тебе не дам.
Вдруг он ощутил движение воздуха – впервые за все время, пока лежали вместе с котом под развалинами. Издалека донесся мощный грохот бетона и металла. Подумал: хорошо, если обвалились внутренние перегородки, а ветер вызван соединением воздушных пузырей. Если рухнула наружная стена, желание кота скоро исполнится. Тогда пузырь быстро исчезнет, и дышать придется марсианской атмосферой. По слухам, умирать в таких условиях до крайности неприятно, хотя голографические ролики, состряпанные Коалицией ради поддержания боевого духа, утверждают обратное.
– Клавэйн… спасай себя…
– Пушистый, ты чего?
– Я все равно умру.
Когда кот заговорил впервые, Клавэйн посчитал это галлюцинацией. Страдающие, умирающие в одиночестве люди нередко воображают собеседников. Но запоздало понял: это и правда говорящий кот, биоинженерная игрушка богатого туриста. Когда пауки начали обстрел снарядами из вспененного металлического водорода, к причальной башне был пришвартован гражданский дирижабль. Наверное, котяра сбежал оттуда задолго до обстрела, пробрался на нижние ярусы башни и спрятался. Клавэйн считал модифицированных животных оскорблением Божьего промысла и не сомневался: эта тварь уж точно не принадлежит к числу легально созданных разумных существ. Начальство Коалиции за невральную чистоту пришло бы в ярость, прознав, что ее адепт делился водой с существом, появившимся на свет вопреки природе. Союз ненавидел генетические модификации не меньше, чем мозговые усовершенствования Галианы.
Клавэйн силой просунул наконечник в горло коту. Тот, повинуясь рефлексу, проглотил несколько капель.
– Когда-нибудь все там будем.
– Скоро будем… скоро…
– Кончай ныть и пей!
Кот дохлебал остатки:
– Спасибо…
Клавэйн снова ощутил движение воздуха, на этот раз сильнее. Вместе с ним опять донесся грохот разваливающихся стен, уже сильней и ближе. В тусклом свете биохимической лампы-грелки, включенной час назад и уже начавшей тускнеть, увидел: на полу дрожит мусор, пляшет пыль. Золотистая шерстка кота шевелилась, будто спелый ячмень на ветру. Клавэйн коснулся его головы, чтобы погладить, успокоить. На месте кошачьих глаз зияли кровавые дыры.
Было ясно: близок финал. Это не воздух перетекает из одной полости в другую. Наверняка разрушился периметр искалеченного строения. Воздух уходит в холодную атмосферу Марса.
Рассмеялся – словно колючая проволока заерзала в глотке.
– Что-то… смешное? – выдавил кот.
– Нет. Нисколько.
Сумрак пронизали лучи света. Волна чистого холодного воздуха ударила в лицо, затопила легкие.
Клавэйн снова погладил кота. Если это смерть, она не так уж и плоха.
– Клавэйн!
Его звали спокойно, настойчиво.
– Клавэйн, проснитесь!
Он разлепил веки, и это забрало половину оставшихся сил. Ярчайший свет резал глаза. Захотелось моргнуть, отчего заплывшие слизью веки немедленно слиплись бы снова. Так тянуло назад, в прошлое, пусть и жутким был сон – о заточении в тесном закутке под руинами, о медленной смерти.
– Клавэйн, предупреждаю: если не проснетесь, я…
Он распахнул глаза настежь. Впереди силуэт, пока еще расплывчатый, неясный. Голос исходил от него. Похоже, Клавэйн лежал и кто-то над ним склонился.
– Ох, мать твою! – сказала женщина. – Он то ли с ума сошел, то ли…
Послышался другой голос, зычный, внешне почтительный, но с очевидными покровительственными нотками.
– Прошу прощения, юная леди, но крайне неразумно делать преждевременные заключения. Особенно когда вы имеете дело с сочленителем.
– А то я сама не знаю, с кем имею дело!
– Я всего лишь хочу напомнить о том, что его тяжелое состояние может быть вызвано сознательно.
– Да выкинь его в космос! – посоветовал еще один голос, мужской.