Ковчег спасения. Пропасть Искупления
Шрифт:
Спутник на самой далекой орбите производил дугу, которая рано или поздно замкнется в кольцо вокруг газового гиганта. Когда Торн смотрел с «Ностальгии по бесконечности», еще можно было усомниться в назначении дуги. Теперь сомнения исчезли. Дуга продолжала удлиняться со скоростью тысяча километров за каждые четыре часа – колоссальная лавина высокоорганизованной материи.
Торну пришлось напомнить себе: это не магия, а всего лишь чрезвычайно продвинутая техника. Хотя верилось с трудом. Под ледяной коркой лун неведомые агрегаты с фантастической скоростью вырабатывали непонятные компоненты, образующие трубу диаметром тринадцать километров. Обе женщины с «Ностальгии» и представить
Нет, все же это не магия. Насколько Торн понимал, жесткие законы физики в присутствии ингибиторов становились податливыми, словно карамель на жаре. Скорее, законы не абсолютны, они являются лишь правилами, в большинстве случаев соблюдаемыми, а при умении и необходимости вполне изменяемыми. Но и черные машины имели свои пределы. Они могли творить то, что казалось волшебным, но перед действительно невозможным отступали. К примеру, как показывали наблюдения, ингибиторы не могли сотворить материю из ничего, хотя умели обрабатывать ее с поразительной скоростью. Вот и пришлось им разграбить три планеты.
Кроме того, их огромные стройки требовали времени. Дуга вокруг планеты образовалась не мгновенно, она росла со скоростью в двести восемьдесят метров в секунду. Машины, при всем их могуществе, не были богами.
Торн пришел к выводу, что это, пожалуй, единственное утешение в данной ситуации.
Он пригляделся к паре нижних лун. Их ингибиторы перевели на идеально круглые орбиты прямо над облачным слоем, причем орбиты пересекались. Временами луны проходили вблизи друг друга, но медленная укладка «нити» в атмосферу не прекращалась.
Теперь их работа виднелась отчетливо: трубы выходили из них прямыми, чуть изгибались, а затем, в тысяче километров от спутника, обрушивались резко в атмосферу. Касаясь ее, двигались с космической скоростью, несколько километров в секунду, и оставляли среди облаков метины, похожие на раны от когтей. За местом вхождения труб тянулись ржаво-красные полосы, дважды или трижды опоясывающие гиганта. Следы не совпадали друг с другом из-за вращения самого гиганта вокруг оси. Два спутника-завода выписывали на поверхности движущихся облаков сложный узор, напоминающий упражнение экстравагантного каллиграфа. Красиво, аж дух захватывает, но и страшно до тошноты. Несомненно, планету уродуют, безжалостно увечат. А потом и вовсе уничтожат. Эта каллиграфия – надпись на могиле умирающего мира.
– Полагаю, теперь вы нам верите, – сказала Виллемье.
– Да, я склонен поверить. – Торн стукнул костяшками в иллюминатор. – Может, это и не стекло, хотя таковым и кажется, а что-то вроде трехмерного дисплея… Однако вряд ли вы настолько хитры. Даже если я выйду наружу в скафандре, чтобы увидеть собственными глазами, и то не буду до конца уверен в том, что лицевой щиток – не дисплей.
– Вы очень подозрительный человек.
– Захочешь жить, станешь подозрительным. – Торн вернулся к своему креслу, уселся. – Хорошо. Я увидел. Следующий вопрос: что именно там происходит? Каковы их намерения?
– Думаю, ответ искать не обязательно. Достаточно знать, что происходит скверное.
– Для меня этого недостаточно.
– Мы знаем, что делают эти машины, хотя и не знаем, как именно. Ингибиторы уничтожают разумные расы, медленно и тщательно. Их сюда привлек Силвест, и сделал он это, скорее всего, ненамеренно. Впрочем, это исключительно скользкий тип, и невозможно сказать, какими были его настоящие мотивы. Факт остается фактом: черные машины прилетели, чтобы проделать свою обычную работу. Это все, что нам нужно знать. Необходимо просто увезти
– Если эти машины так эффективны, как вы считаете, то не будет ли напрасной наша попытка к бегству?
– Мы выиграем время. Да и машины уже не те. Их работа небезупречна.
– Вы же говорили, что они самовоспроизводящиеся. Отчего ингибиторы стали работать хуже? Разве что-нибудь мешает им обучаться, делаться умнее и эффективнее?
– Создатели ингибиторов, кем бы они ни были, не хотели, чтобы их детища чересчур развились. Машины предназначались для уничтожения разума. Какой смысл заполнять ими ту нишу, которую они должны держать пустой?
– Пожалуй, вы правы, – согласился Торн, отнюдь не удовлетворенный ответом. – Думаю, вы должны еще кое-что показать мне и рассказать. Но до того я хотел бы подлететь ближе.
– Насколько ближе? – насторожилась инквизитор.
– Полагаю, корабль приспособлен для полетов в атмосфере. Такая обтекаемая форма…
– Насчет атмосферы мы не договаривались.
– Ну, так подайте на меня в суд за нарушение контракта. – Он улыбнулся. – Я от природы пытлив, как и вы.
Скорпион очнулся. Тело сотрясала дрожь. Было холодно, кожа покрылась липкой гадостью. Он заскребся, сдирая блестящий слой жирного геля. Тот чавкал, отлепляясь мерзкими полупрозрачными чешуями. Скорпион очень осторожно вычищал участок близ ожога на правом плече, бережно, заботливо, почти с наслаждением ощупывал его края. Знал на ощупь каждый дюйм ожога, но, очерчивая пальцами причудливый рельеф грубого шрама, вспоминал о долге перед собой, о данном себе же обещании, которому следовал с тех пор, как убежал от Квайла. Пусть Квайл умственно очень далеко ушел от людей, генетически он был человеком. Этого нельзя забыть. Нужно отомстить людям. За Скорпионом должок.
Боль ушла. Не напоминал о себе даже шрам. Но мутило, трудно было сориентироваться. В ушах ревело, словно голову сунули в вентиляционную шахту. Перед глазами плавала переливающаяся, дрожащая муть. Спохватившись, он отлепил от лица прозрачную корку. Моргнул. Зрение прояснилось, но в ушах по-прежнему ревело. Скорпион осмотрелся. Он по-прежнему трясся от холода, но уже был способен определить, где находится.
Скорпион лежал в половинке металлической яичной скорлупы, скорчившись в позе зародыша. Нижнюю половину тела еще окружал отвратительный липкий гель. Вокруг змеились пластиковые трубки, переходники. В ноздрях и глотке ощущалось раздражение, – должно быть, туда недавно совали эти трубки. И выдернули бесцеремонно. Вторая половина металлического яйца валялась рядом – видно, недавно отсоединили. Вокруг безошибочно угадывалась внутренность космического корабля: полированный синий металл, изогнутые, похожие на ребра перфорированные лонжероны. Гул в ушах – звук работающих двигателей. Значит, летим. Корабль маленький, раз двигатели слышны. Не хватает места, чтобы одеть их силовым полем, глушащим вибрацию. Определенно внутрисистемный шаттл или что-то похожее.
Скорпион вздрогнул: в дальнем конце отсека открылась дверь, обнаружив каморку с ведущей наверх лестницей. С ее последней ступеньки сошел на пол мужчина и спокойно направился к Скорпиону, очевидно не удивившись его пробуждению.
– Как самочувствие?
Скорпион заставил себя посмотреть на вошедшего, сосредоточился. Этого человека он знал, хоть тот и успел измениться. Одежда по-прежнему темная, без отличительных знаков, но уже не отчетливо сочленительского покроя. Лысый прежде череп теперь покрывала короткая черная щетина. Выглядел он теперь куда менее похожим на труп.