Ковер грез
Шрифт:
— Я этого не говорил.
— И так все ясно. — Она безнадежно махнула рукой. — В конце концов, я ведь вам чужая, и у вас нет причин брать на себя заботы обо мне. Поэтому если миссис Рамбольд желает… — Пита смущенно умолкла.
— Понятно, но сами-то вы как? — не отступался Джеффри.
— Вряд ли мои желания имеют какое-то значение, — отозвалась девушка. — Тут слово за вами.
— Ну, так вот что я вам скажу. — Вентворт встал и принялся расхаживать по комнате. — Я уже все продумал и пришел к такому решению. У меня есть свои апартаменты в Лондоне, и в настоящее время я буду проживать там. Вы же пока останетесь здесь, под присмотром миссис Беннет…
Резкий телефонный звонок прервал Джеффри. Он подошел к телефону на столике в углу, снял трубку.
— Да, — протянул Вентворт, и Пита заметила, что он чуть улыбнулся — так, одними глазами. — Да-да, Элен, слушаю. — Улыбка превратилась в легкую усмешку.
Разговор продолжался минут пять, после чего Джеффри вернулся к холодному камину. Взглянув на подопечную, он отметил некоторое беспокойство у нее в глазах.
— Дьявольский разговор! — хмыкнул он. — Не то чтобы наша Элен была связана с дьяволом, но она придумала для вас кое-что новенькое, дитя мое. Видите ли, у Пола, кроме всего прочего, слабая грудная клетка, и Элен с тревогой думает о том, как они проведут здесь осень. В общем, она хочет поехать на виллу, что осталась у нее от мужа в Италии, во Флоренции. Она очень просит вас сопровождать их с Полом в этой поездке. Итак, если вы с сожалением расстались с Южной Францией, то есть смысл воспользоваться подвернувшимся случаем, не так ли?
Глава 7
Сад в Дауэр-Хаус, с его ухоженными лужайками и стандартными цветочными клумбами, вряд ли представлял собой подходящее место для маленького ребенка, которому, естественно, нужна игровая площадка. Впрочем, в самом дальнем конце этого сада сохранился уголок девственной природы, где прежние хозяева дома соорудили бельведер, чтобы любоваться видом на море.
Пита вскоре обнаружила, что этот бельведер — любимое убежище Пола. Он мог ходить нормально, даже быстро, правда при этом подволакивая больную ногу; когда же он устремлялся в бельведер, то едва ли не бежал. За несколько дней общения с ним Пита поняла, что этот странный, грустный мальчик будет добиваться своего при любых обстоятельствах. Он тайно презирал мисс Вайтлиф — она, кстати, сейчас вернулась в деревню. Да и как он мог к ней хорошо относиться, если она не разрешала ему посещать бельведер, так как существовал риск упасть с узкой лестницы.
Пита, впрочем, искренне не понимала, почему мисс Вайтлиф не догадывалась помочь мальчику подняться по этой лестнице. Ведь стоило им с Полом оказаться наверху, на площадке, огороженной высокими надежными перилами, откуда виднелись не только морские корабли, но и заболоченные луга, где постоянно кипела своя жизнь, девушка сразу же поняла, почему ему так здесь нравится. Пол мог часами смотреть на тучные стада овец и коров, наблюдать за полетом птиц, следить за чайками, которые прилетали сюда с моря со страшным шумом, предвещая перемену погоды. Пита видела, что для Пола все это — настоящая жизнь, полная эмоций и красок и гораздо более важная, чем уроки или игры со сломанными солдатиками. Как-то раз Пол сказал ей, что, когда вырастет, будет путешествовать по всему миру, и она заключила, что далекие корабли, которые они видели сверху, для него не просто мираж, а средство воплощения своей заветной мечты. Она погладила его по мягким вьющимся волосам и сказала, что в таком случае ему следует как можно скорее стать большим и сильным. Прошло некоторое время, и они очень подружились. Пол повеселел и как-то разом ожил.
— Если бы вы все время жили здесь, а не уходили ночевать в «Грейледиз», я был бы очень рад, — сказал он Пите в очередной раз, прощаясь с ней до следующего дня.
Между тем Пита еще не решила, принять ей предложение миссис Рамбольд или нет. Конечно, ей хотелось пожить во Флоренции, особенно после того, как погожие дни августа сменились сентябрьскими туманами и она стала скучать по теплу; однако это вовсе не означало, что Пита тут же воспользуется предоставляющейся ей возможностью. Не мог ей помочь в решении этой проблемы (или не хотел) и ее покровитель.
— Решайте сами, — говорил он. — Если вы захотите уехать, ничто в мире вас не остановит, а если намерены пожить в Англии, считайте «Грейледиз» своим домом.
Но хотел ли он на самом деле, чтобы она жила в «Грейледиз»? Ведь ему тогда придется покинуть собственный дом и находиться в Лондоне, по крайней мере, пока не будет выработан лучший план!
Миссис Беннет тоже не вносила ясность в это дело. Она всегда говорила одно и то же:
— Это ваше дело, дорогая. В Англии зимой бывает тоскливо, а вы привыкли к свету и теплу.
— Но я же всегда хотела вернуться в Англию, возражала Пита. — Только представьте себе, что значит быть скитальцем. Вы только и думаете о том, чем будете заниматься, когда, наконец, вернетесь домой. А я не была дома, в Англии, целых десять лет.
— Десять лет, конечно, большой срок, — соглашалась собеседница. — Но вы еще так молоды, а «Грейледиз» — не очень подходящий дом для молодых.
— Может быть, — отвечала Пита, глядя в окно. Сад в «Грейледиз» был не таким типичным, как в Дауэр-Хаус. Осень уже золотила листья каштанов, в цветниках распустились китайские астры и пурпурные георгины. Все это радовало глаз, несмотря на вечерние туманы. Впрочем, и в туманах, пожалуй, было своеобразное очарование.
На ум Пите все время приходила одна и та же строчка: «Время туманов и зрелости плодов». Интересно, кто это написал? Браунинг, тот воскликнул: «О, Англия в апреле!»
Итак, ей довелось очутиться здесь в конце лета, в короткий последний период тепла и света. А если она останется здесь дольше, то наверняка познакомится с морозами и снегопадами. О снеге Пита успела напрочь позабыть, она давно уже видела его только на рождественских открытках. Если она останется, то у нее есть перспектива встретить настоящее Рождество у себя на родине.
Но что же делать?
Хотят ли окружающие, чтобы она осталась? Ведь она здесь чужая и даже, как утверждает миссис Беннет, не вправе выказывать своих чувств, а обязана все время помнить о своем долге. Уехав во Флоренцию, она освободится от всяких обязательств, ибо будет самостоятельно зарабатывать и помогать Полу.
Элен Рамбольд была достаточно умна, чтобы разглядеть, что Пита чувствительна к чужому мнению. То, чего бы ей хотелось самой, значило не так уж много, если она ощущала себя обузой. Более того, ей надо было точно знать, что она кому-то нужна, прежде чем выбрать для себя место жительства, которое со временем, возможно, станет чем-то большим. После долгого бродяжничества Питу тянуло к оседлой жизни, ведь по натуре она была из тех, кто рано или поздно пускает корни, найдя себе тихую гавань. Однако имеет ли она право занять место в этой тихой гавани — вот в чем вопрос.
Вместе с тем впечатления предшествующей жизни делали для Питы привлекательной мысль о Флоренции. Если бы она по-настоящему привязалась к этой части Англии, то прожила бы здесь даже самую длинную и скучную зиму, но пока что такой привязанности не было.
Исходя из своих интересов, Элен решила воспользоваться ситуацией и с помощью соответствующих доводов склонить Питу к нужному ей решению.
— Дело вот в чем, дорогая моя, — говорила она вкрадчивым тоном, сидя в своей роскошной маленькой столовой. — Мне вы действительно нужны, а вот ваш опекун — из тех, кто ни в чем не нуждается. Хотите, чтобы я выражалась вполне откровенно? Тогда вот что я вам скажу: если вас гнетет мысль о том, что вы ему чем-то обязаны и должны быть благодарны за щедрость по отношению к вам, — добротой назвать его отношение к вам едва ли возможно! — то вы сильно заблуждаетесь. Что Вентворту нужно меньше всего, так это чья-то признательность. Он знать не знает, что с ней делать.