Козел и бумажная капуста
Шрифт:
Работяги долго мялись и чесали в затылке, сторож тоже молчал, отворачивая лицо в сторону, но Виктор Степаныч был неумолим, а я призвала на помощь все свое терпение. В конце концов сторож сдался и сообщил, что Витьку уговорил поехать на ночную рыбалку Кешка Воскобойников. Собрались прямо из гаража, не заезжая домой, чтобы жены не пронюхали и не упекли на дачу. Удочки и все, что нужно, у Кешки были припрятаны тут же. Собирались вернуться в субботу вечером или в крайнем случае в воскресенье утром. И вот... — Михалыч развел руками.
— В какое место поехали? — вступил Степаныч.
— А Кешке этому домой звонили? — вторила ему я.
Сторож отвечал обстоятельно, что ехать собирались по Выборгскому шоссе, а на какое озеро конкретно, он не знает. Мой вопрос он проигнорировал.
Степаныч пробормотал под нос какое-то ругательство и крупными шагами устремился в кабинет.
У Кешки Воскобойникова дома ответила жена, что сам Кешка приполз домой утром в субботу жутко избитый, на лице синяк, и все тело болит. Провалялся два дня, и в понедельник на работу не пошел, а ей ничего не рассказывает.
— Сейчас что делает? — рявкнул Степаныч.
— Спит, что же еще...
— Будить!
Испуганная жена побежала будить. Степаныч глянул в мои умоляющие глаза и включил громкую связь.
— Рассказывай, — строго предложил он разбуженному Кешке, — лучше по-хорошему...
— Степаныч, — заныл было тот, но Степаныч был настроен решительно:
— Ты меня лучше не зли!
— Ну... — покорно вздохнул Кешка, — это, значит... ехали мы, ехали...
— В аварию, что ли, попали? — не выдержала я.
— Ой, а кто это? — удивился Кешка, но Виктор Степаныч так зарычал, что Кешка согласился: — Влипли, на семнадцатом километре... Там один «чайник» вывернулся — хотел проскочить... А Витька и говорит — хрен, мол, ты у меня проскочишь... Ну и...
— Ну? — деревянным голосом спросил Степаныч.
— Вот тебе и ну! — вздохнул Кешка.
— Что с Витькой? — вклинилась я.
— Слушай, что она все время влезает? — возмутился Кешка. — Слово сказать не дает!
Степаныч глянул на меня искоса:
— Помолчи пока, очень прошу.
И пока я обиженно молчала, он вытащил из Кешки клещами следующие сведения. Машина попала в аварию на семнадцатом километре Выборгского шоссе. Было это где-то в шестом часу вечера. Тот чайник тоже пострадал, а «Жигули» его всмятку. Витькин же пикап, конечно, починки требует, но он, Кешка, готов работать сверхурочно и бесплатно, и Витька тоже. Как только его выпишут из больницы.
— Ну? — поощрил Степаныч.
— Его в больницу увезли, в Белоостров. Нога сломана и два ребра. А так — ничего.
— А какого же черта ты на работу не вышел?
— Боялся, — признался Кешка.
Степаныч стал звонить в ГИБДД и выяснил, что, да, авария была в пятницу в полшестого, водитель пикапа отправлен в больницу в Белоостров, а покореженную машину оттащили на стоянку.
— Вот тебе и здрасьте! — вздохнул он, положив трубку.
Я в это время писала цифры на листочке бумаги.
Стало быть, раз Витька поехал на рыбалку, то никак не мог вывезти работы Козлятьева со склада. Эта Мария со склада сказала, что машина пришла без пяти пять, пока погрузили, допустим, минут двадцать шестого выехали. И никак не могла машина оказаться в половине шестого на семнадцатом километре Выборгского шоссе. А уж милиция врать не станет! То есть, может, и станет, но не по такому поводу. Раз отмечено у них, что авария в полшестого, значит, так оно и есть.
Да, но на склад приезжал тот самый пикап, с этими номерами, и подпись Витькина...
Номера те же, и подпись... И подпись, и номер можно подделать. Витьку они как следует не разглядели, то есть ясно теперь, что это был не Витька. А вот про меня все точно говорят, что на складе и вечером в офисе была именно я. В лицо они меня, видите ли, запомнили...
Нужно все рассказать шефу, пускай разбирается.
Не успела я войти в офис, как из кабинета шефа выскочила Ленка с красными пятнами на щеках. Увидев меня, она перевела дух и, без сил плюхнувшись на стул, сказала:
— Слава богу, ты пришла. Иди к Олешку, там тебя давно ждут.
— Кто еще? — испуганно спросила я. Ничего хорошего от жизни я уже не ждала.
— Увидишь. — Ленка махнула рукой.
Я вошла в кабинет шефа и не столько увидела, сколько почувствовала своего старого знакомого, Афанасия Козлятьева.
Афанасий, на протяжении многих лет ваяя козлов и прочую парнокопытную живность, так проникся сущностью своих излюбленных персонажей, что стал похож на них внешне, а самое главное — приобрел совершенно невыносимый специфический запах. Попросту говоря, он зверски вонял козлом.
Находиться с ним в одной комнате больше получаса было опасно для жизни. За время нашего сотрудничества я выработала кое-какие приемы, которые позволяли мне оставаться в живых даже при довольно длительном непосредственном контакте — например, затыкала ноздри ватными шариками, пропитанными французскими духами, или делала вид, что у меня простуда, и закрывала лицо носовым платком.
Бедный Олешек не так часто имел дело с Козлятьевым, и сейчас на него было просто жалко смотреть. Он разевал рот как выброшенная на берег рыба, обмахивался картонной папкой-скоросшивателем и пытался отгородиться от клиента грудой деловых бумаг и рекламных буклетов.
Вспомнив, как шеф наорал на меня утром, я в зачатке затоптала ростки жалости в своей душе и взглянула на Олешка с плохо скрытым злорадством.
— Вызывали, Олег Викторович?
Задыхаясь и вытирая бумажной салфеткой слезящиеся глаза, Олешек указал рукой на Козлятьева и с трудом проговорил:
— Вот... Соколова... разберись с клиентом... твоя вина, ты и оправдывайся.
Козлятьев, увидев меня, исполнился свежих сил и бросился в атаку, которую смело можно было назвать газовой. Тряся длинной редкой бороденкой, он возопил блеющим голоском: