Козел и бумажная капуста
Шрифт:
Я прикинула: должность-то собачья. Для такой работы архитектором не нужно быть. Я и сама у себя в фирме занималась похожим делом — следила за бумагами и за водителями, чтобы вовремя выехали и ничего не напутали с грузом. Пашка же в свое время рассказывал, какая у него важная и ответственная работа, что он чуть ли не самый главный начальник. Ну, да что об этом теперь...
— Довольны Павлом были здесь, хорошие отношения с начальством у него были? — продолжала настырно выспрашивать я.
— Да нормальные отношения, — задумчиво отвечала Ульяна. — Если работать как следует, то шеф хорошо относится к сотрудникам. Но вот, интересно, ты спросила, а я вспомнила: как раз недавно, на той неделе, у него с Пашей случилась разборочка...
Я срочно опустила глаза в чашку и закусила губу, чтобы не выдать своей заинтересованности. Больше всего я боялась, как бы кто-нибудь не пришел и не прервал поток Ульяниных воспоминаний, хотя, возможно, они мне ничем не помогут.
— Когда же это было... в четверг, что ли, ну да, точно в четверг, — вспоминала Ульяна, — дело было днем, часа в два, весь народ обедать ушел. У нас, знаешь, все в разные места ходят — кто в кафе, кто в бистро, кто в китайский ресторан, а потом друг другу рассказывают, где лучше. И тогда уже все в то место направляемся. Так вот, все ушли, а моя очередь была тут сидеть — нельзя же офис без присмотра оставить. Сижу это я, бутерброд с колбасой ем, вдруг влетает Пашка сам не свой. Ну, говорит, там такая петрушка на объекте, прямо кино! А у него объект тогда был в Саперном переулке — это в центре, тихий переулочек, но дома там очень красивые, и постепенно обживают их «новые русские». Банк там еще на углу. И какая-то фирма откупила весь первый этаж одного дома, чтобы сделать шикарный фитнес-центр. Там квартиры были коммунальные, так агентство недвижимости расселило всех старушек по окраинам, а потом уже мы за дело принялись. Вот Пашка рассказывает, что приезжает он утром на объект, а там работяги сидят, репу чешут. Оказывается, сломали они все стены, а стены в старых домах сама понимаешь какие, и нашли замурованный сейф. И теперь боятся его открывать, потому что, во-первых, вдруг он заминирован, а во-вторых, если там какие ценности, то чтобы на них не подумали, что они украли. Тут как раз Паша приходит. Распорядился он дурака не валять, сейф вскрывать, потому что видно, что он дореволюционный, фирмы «Мозес и сын», вряд ли там бомба может быть.
— Часто такое бывает у вас?
— Бывает, — Ульяна пожала плечами, — но ценностей мало находим, больше рухлядь старую. А работягам, конечно, лишь бы перекур устроить. Ну что, вскрыли сейф автогеном и ничего ценного там не нашли. Видно, успели хозяева все вывезти в свое время. Только лежит в пыли старый, весь пожелтевший конверт с бумагами.
— Да что ты? — вскинулась я. — А что в тех бумагах было?
— А я знаю? — Ульяна снова пожала плечами. — Конверт-то я видела, а в бумаги не заглядывала, потому что Пашка бумаги забрал, а работяги сразу поскучнели и за работу принялись. Они-то думали, что в сейфе золото — бриллианты, а там письма какие-то!
— Письма? Старые письма? Кто же их в сейфе держит?
— Ну не письма, а бумаги. В общем, Павел, видно, просмотрел их наскоро, чем-то заинтересовался, потому что когда приехал тогда, в четверг, то и спрашивает меня — кто в том доме, в Саперном переулке, жил до того, как фирма его купила? А я на всякий случай все сведения в компьютере держу — мало ли что? Чтобы потом к нам не было никаких претензий. Короче, выяснила я, что раньше там было две больших коммунальных квартиры, фамилии жильцов он попросил прочитать и одной бабулей сильно заинтересовался.
— Кем же?
— Я даже фамилию запомнила, как у царицы Екатерины Первой, — Скавронская...
«Скавронская Лидия Андреевна!» — чуть не завопила я, но вовремя прикусила язык, сделав вид, что просто поперхнулась. Значит, я не ошиблась и правильно определила, для чего шантажисту нужна Пашина записная книжка. Он хотел... что он хотел? Выяснить адрес Скавронской? Но можно было это сделать другим способом, вот у Ульяны в базе данных... Да, но для этого ему нужно попасть в Ульянину базу данных...
Я все больше убеждалась, что тайна смерти Павла напрямую связана с его работой.
— Ну и что же эта Скавронская? Кто она такая оказалась? — подстегнула я Ульяну.
Нужно было действовать быстро и решительно, пока она не опомнилась и не стала спрашивать, почему меня интересует какая-то совершенно посторонняя женщина, если у меня самой недавно погиб близкий мужчина?
— Старушка — божий одуванчик! — послушно ответила Ульяна. — Она жила в той квартире, было у нее две комнаты, но сейф, как Пашка сказал, находился не в комнате, а то ли в прихожей, то ли в кладовке. В этих старых коммунальных квартирах никогда не поймешь, где что было, потому что их много раз перепланировали. Там, судя по всему, до революции была одна большая квартира на весь этаж, потом ее поделили, перестроили — перегородки там всякие, чуланы, кладовки... Короче, удалось мне вытянуть из Пашки, что на одной бумаге он прочитал фамилию «Скавронский». Хотела я в те бумаги нос сунуть, но он не дал, сказал, что там все на немецком. А одно письмо было на французском, потому что Пашка меня спросил, не знаю ли я кого-нибудь, кто это письмо может перевести?
— А что, по-немецки он разве читал? — удивилась я.
— Не знаю, спрашивал про французский. Я и говорю, что если нужно, то найду такого человека, но пусть он сначала скажет, за каким чертом ему это нужно?
— А он? — Теперь уж я не скрывала своего интереса.
— А он так заюлил — то да се, так я и не стала расспрашивать, потому что ничего серьезного там и быть не могло. Знаешь, ты уж не обижайся, но Павел твой — пустой был человек, несерьезный, и отношение к нему у нас в коллективе было соответственное... Ой! — Ульяна испуганно зажала рот ладонью. — Что же это я? Человека еще не похоронили...
— Да ладно тебе, — я махнула рукой, — а то я сама про Пашу этого не знаю! И еще много чего, так что не бойся и рассказывай дальше.
— Значит, взял он какую-то бумажку и хотел ее отксерить, может, это то самое письмо было, я не знаю. Но у нас ксерокс все время ломается, а когда не ломается, то все равно очень плохо работает. Пашка чертыхается, ногами топает, два листа испортил, а тут выходит из кабинета наш шеф Валерий Васильевич. Я как увидела, что дверь приоткрывается, так сразу — шмыг в коридор, то есть хотела-то в коридор, а потом решила пересидеть вон там, где мы курили.
— А с чего это ты так всполошилась?
— А я всегда сразу определяю по тому, как шеф дверь открывает, в каком он настроении. Если быстро дверь открывается, но не хлопает, потому что в последний момент шеф ее придерживает, значит, все в порядке, он в отличном настроении, а если и будет с кого стружку снимать, то по делу. Если ногой пинает и ручка в стенку бьется, значит, на каком-то объекте неприятности, либо же налоговая наехала или клиент претензии предъявил. Тогда шеф орет и ругается, но на всех нас вместе, то есть просто так воздух сотрясает. А вот уж если дверь тихонечко так открывается, ни стуку, ни скрипу, то тогда пиши пропало — значит, случилось самое страшное.
— Что же такое? — полюбопытствовала я.
— Значит, кто-то из конкурентов выгодный заказ у него перехватил. Тогда шеф в ярости и на пути его лучше не попадаться. Что, не веришь мне? — прищурилась Ульяна.
— Верю.
Мы с Ленкой тоже определяли настроение нашего шефа Олешка по тому, как он паркует машину по утрам.
— Значит, заметила я, что дверь тихонько приоткрывается, и спряталась — кому охота лишний раз на хамство нарываться? Ну вот, вылетает шеф из кабинета и натыкается на Пашку. Поскольку в комнате никого больше нет, он, естественно, устремляется на него, как бык на красное. И чем это, интересно знать, ты здесь, так-растак, занимаешься? И почему это все делом заняты, один ты у нас дурью маешься? Почему ты не на объекте?