Козерог и Шурочка
Шрифт:
Евгений Сергеевич обвёл глазами преобразившийся сад и с приятным чувством того, что наконец довёл до ума свою дачу, которая, пожалуй, стала выглядеть даже лучше чем у других, отправился на речку. Лето считай, уже пролетело, а за делами ему толком и бывать то нигде не довелось. Поэтому в этот раз Лапшев решил идти не напрямик по тропинке, а по узким улочкам, которые петляли между соседскими дачами, чтобы уж заодно и с местностью познакомиться. К тому же где-то в той стороне располагался продуктовый магазинчик, где можно было по пути прихватить пару банок холодного пива.
В
Лапшев невольно приостановился, с интересом разглядывая заботливо ухоженный садик с флоксами, петуньями, бархатками, с декоративным колодцем из берёзовых кругляшек и небольшим искусственным озерком с плавающими в нём белыми лилиями и жёлтыми кувшинками. В дальнем углу была оборудована специальная площадка для барбекю, сложен мангал из красного кирпича.
В какой-то миг женщина, очевидно, почувствовав чужой взгляд, резко выпрямилась и строго поглядела на Лапшева.
– Мужчина, – сказала она, сердясь, и вдруг запнулась, глядя растерянными глазами на Евгения Сергеевича. – Жека? – пробормотала женщина, и выронила из ослабевших пальцев чашку с клубникой.
– Валька?! – воскликнул удивлённо Лапшев и заулыбался, не сводя с неё загоревших глаз. – Ты… зачем сюда? – спросил он: более глупого вопроса в этот момент нельзя было и придумать.
– Живу я здесь, – ответила она серьёзно и, спохватившись, что стоит перед ним раздетая, застеснялась. – Извини, я сейчас. – Женщина кинулась в дом, неловко вскидывая на бегу полные ноги. Её большие груди и обширные ягодицы заманчиво колыхались. Вернулась она уже в лёгком голубеньком сарафане на бретельках. – В дом не могу пригласить, – виновато улыбнулась она. – Муж ревнивый. А ты что здесь делаешь?
– Соседи мы теперь.
– Надо же, – она удивлённо вскинула брови, одновременно слегка наклонив голову, как бывало в юности. У Лапшева тотчас сладостно защемило в груди, он негромко произнёс:– А ты всё такая же.
– Какая такая? – спросила постаревшая Валька с игривой тональностью, словно и не было у них позади долгих сорока с лишним лет расставания. – Какая такая? – повторила она.
– Красивая.
– Не свисти, – усмехнулась Валька, – старость никого не красит.
Они ещё долго стояли разделённые оградой, и много говорили обо всём и ни о чём, специально отдаляя неминуемые минуты выяснения, внутренне переживая и даже боясь этой минуты. Но она всё равно настала: в какой-то момент взгляд у Валентины стал отчуждённым, она криво улыбнулась и, стараясь унять в голосе дрожь, хрипло сказала:
– Что ж ты, Евгений
– Ты чего? – оторопел Лапшев. – Мне в армию писали, что у тебя другой парень появился. Тебя с ним в горсаду на танцах видели. Двоюродная сестра врать не будет. Ей это не надо. Я даже застрелиться из автомата хотел, да товарищи не дали.
– И ты по-ве-рил? – низким стонущим голосом сказала она, и столько в нём было неутешительной тоски, что Лапшев стушевался и пробормотал: – Знаешь, как мне было больно?
– Знаю, – ответила женщина тихо. – Только это был не мой парень, а подружки Катьки. Она вечно опаздывала, и мы её ждали.
– Ты прости меня, Валь, – дрогнувшим голосом попросил Лапшев и вдруг стал на колени, вцепившись побледневшими пальцами в ячейки ограждения. – Прости.
– Что ж, – ответила она, вытирая ладошками заплаканное лицо, – теперь не исправить. Всё в прошлом осталось.
Они разошлись поздно: в небе уже густо высыпали яркие звёзды, и тёплая синяя мгла окутала всё вокруг. Евгения Сергеевич до рассвета просидел на своём пороге, с тяжёлым чувством размышляя о том, как могла бы сложиться его жизнь, если бы тогда он не поторопился жениться на Верочке. Любил ли он её? Сейчас он в этом уверен не был.
Трудно в этот день было оставаться дома. Лапшев, бездельничая, походил по саду, выжидая время, потом взял сумку и отправился по знакомой улочке вроде как в магазин за хлебом. Проходя мимо домика с мезонином, он опять увидел в саду Вальку Одинарову. В этот раз она тоже нечего не делала, сидела на скамейке у озерка и задумчиво вертела в пальцах сорванный цветок петуньи. На ней было нарядное платье со старомодными рюшками.
– Доброе утро, соседка! – крикнул он и весело помахал ей рукой.
Женщина тотчас встрепенулась, заулыбалась и быстрыми шагами подошла к ограждению. И снова они стояли по разные стороны, говорили и не могли наговориться. Валька охотно рассказывала о своей жизни, бравировала тем, что муж у неё бывший полицейский полковник, сейчас на пенсии, но работает в охране, родом он из этих мест, поэтому они сюда и вернулись, взрослые дети остались на Сахалине.
И в этот день и все последующие дни они всё так же продолжали общаться через сетку-рабицу, как очерченную для себя неприступную границу. Но постоянные встречи бывших влюблённых не могли просто так закончиться.
Август был на исходе, в пронзительно чистом воздухе уже чувствовались запахи приближающейся осени. Трава в саду порыжела и на высокой развесистой берёзе у реки завиднелись первые жёлтые листья. Изредка они тихо отрывались и, кружась, медленно падали на воду. Листья лежали на гладкой, блестевшей на солнце поверхности, будто крошечные пиратские кораблики.
Евгений Сергеевич привычно возился у себя в доме, прикручивая к стене самодельную полку для пластинок, когда неожиданно явилась нарядная Валентина.