Кожаные башмаки
Шрифт:
«Значит, и Мустафа уже всё знает, только я один ничего не знаю!» — обиделся Миргасим.
— Бритву подать? — спросил он сурово.
— Сперва надо постель свою прибрать, — в тон братишке, также сурово, говорит Мустафа.
Миргасим прибрался, а кстати и умылся и кусок теста со стола стащил, съел.
Мама на Мустафу взглянула, слезу смахнула. Думала, никто не видал. Но разве скроешься от Миргасимовых острых глаз? Подошёл к матери, прижался к ней. И самому на мгновение тоже стало грустно.
«Брат здесь, но где папа?
Мустафа прикрепил ремень к гвоздю. Он направлял бритву, точно как отец. Провёл лезвием по ремню раз, другой, тронул большим пальцем полотно бритвы, бросил на лезвие волосок, волосок разломился.
— Острая! — сказал Миргасим. — Острее даже топора.
Бабушка опустила в чашку щепотку мыльной стружки, плеснула кипятка. Брат взял помазок, вспенил густое мыльное тесто и, глядясь в зеркальце, что висело на стене, принялся накладывать хлопья мыльной пены на шею, подбородок, щёки.
Прежде это зеркальце вместе с бритвой и помазком лежало на дне коробки. Отец ставил его на стол, брился сидя. А Шакире вынула зеркало из коробки, повесила на стену повыше, чтобы мама гляделась, когда причёсывается. Но мама расчёсывала волосы и заплетала косы не глядясь. А Мустафа теперь вынужден бриться стоя.
Миргасим вытянул шею, встал на цыпочки, следя за каждым движением брата. Давно не работала бритва в этом доме!
Кончил своё дело Мустафа и сразу помолодел. Миргасим провёл рукой по щеке брата:
— Как шёлковая!
— Давай и твою причёску подправлю.
И — раз-раз — покрыл мыльной пеной затылок младшего брата. Раз-раз — провёл бритвой.
Интересно, как работает папина бритва?
Миргасим стремительно обернулся, Мустафа едва успел отдёрнуть руку:
— Не вертись, чёрт возьми!
Даже мама вздрогнула от такого окрика. А бабушка охнула тихонько:
— О Мустафа, внук мой… Избегай злых речей, нет худого слова, нет и обиды.
— Чуть ухо ему не отрезал, — оправдывается старший внук и снова срывается: — Крепче голову держи, дьяволёнок!
Больше никто ничего не говорит. Миргасим сидит словно окаменевший.
«Чёрт возьми» и «дьяволёнок» Мустафа сказал по-русски. Таких слов Миргасим ещё не слыхал. Но по лицу мамы, бабушки он понимает — это нехорошие слова. Мустафа бранился. Приехал и всех обидел. За что?
— Какой ты, братишка, красивый стал! — нарушает тягостное молчание солдат. — Хочешь в зеркало взглянуть?
Миргасим молчит. Он сердится. Мустафа подхватывает, поднимает его. Взглянул в зеркало Миргасим и не может удержаться от смеха — голова, голова-то до чего круглая!
— А зубы ты где растерял? — спросил Мустафа.
— Уже новые нашёл! Не веришь? Пальцем пощупай.
— Нет уж, спасибо: боюсь, откусишь.
— Что ты! Теперь я не кусаюсь.
— Почему же?
— Научился кулаками драться.
И на щеках у обоих братьев заиграли ямочки. У Миргасима только на
— А веснушки почему так побледнели?
— Красивые были, правда? Теперь никуда не годятся. Полиняли. С тех пор как в школу пошёл, слишком часто умываюсь. Почти что каждый день!
— Неужели?
— Иначе нельзя. Я — санитарная комиссия.
— Чего нос наморщил?
— Больно сладко пахнет. Что там, в свёртке?
— То, что зимой и летом одним цветом одето. Угадал?
Где уж тут угадать? Но он не сдаётся:
— А в мешке что?
— «Фонарики-огоньки, золотые светляки, пушки-хлопушки, мельницы-вертушки, уточки, дудочки, караси да удочки, леденцы, бубенцы, два козла, три овцы, орех — больше всех, всем орехам орех! Музыка, танцы, весело, тесно, что кому достанется — неизвестно» [10] .
10
Стихи Е. Тараховской.
А у самого зубы так и сверкают в улыбке.
«Насмехаться вздумал? Ладно, уйду я от тебя. Оставайся один».
Молча сунул Миргасим ноги в валенки, руки — в рукава шубы, подхватил шапку и хлопнул дверью.
Глава тридцать шестая. Длинный язык
Выскочил Миргасим на крыльцо, а народу у крыльца собралось — и не сосчитать, человек десять, не меньше.
— Миргасим, это правда, что дядя Мустафа живой вернулся?
— Ноги целы?
— А руки?
Ах, как любит Миргасим поговорить!
— Руки все как есть у него целы, и ноги все на месте.
— Насовсем пришёл или на побывку?
— Пришёл, конечно, насовсем, с вещами, с мешком, со свёртком. Плохо ему дома, что ли? Повоевал, и довольно. Пусть другие теперь воюют. Больше всех ему надо, что ли?
Почему все вдруг замолчали? Почему спешат уйти от Миргасимовой избы?
Только ребятишки остались да Абдракип-бабай.
— Эх, Миргасим, Миргасим, — говорит старик, — до чего же язык у тебя длинный! Язык, он, конечно, без костей, но на то зубы даны, чтобы держать его за зубами. А ты своим языком уже и зубы передние вышиб… Для чего болтаешь о том, чего не знаешь? Разве твой брат трус? Дезертир? Подлый человек?
И пошёл в Миргасимову избу. Жаловаться, что ли? На всякий случай Миргасим бежит от избы подальше. Ребята — за ним.
— Тебе дядя Мустафа что к Новому году привёз?
— Что мой брат привёз мне? — И вот длинный язык уже работает, говорит, говорит: — Брат мой Мустафа привёз мне фонарики-огоньки, золотые светляки, пушки-хлопушки, мельницы-вертушки, уточки, дудочки, караси да удочки, два козла, три овцы, орех — больше всех, всем орехам орех! Музыка, танцы, весело, тесно, что кому достанется — неизвестно!