Козырь Рейха. Дилогия
Шрифт:
– Серьезно подготовился, молодец. Надеюсь, что все пройдет как надо! Окунешься в тот мир, посмотришь, может и на какую-то книгу сподобишься. Хотя тематика не твоя, но все же! Да, кстати…
Петр Семенович взял со стеллажа легко узнаваемую германскую каску начала первой мировой войны – с налобником и шишаком. Повертел в руках, заглянул внутрь, удивленно хмыкнул. Поставил ее обратно на полку, и даже ремешок поправил. Провел пальцем по высохшей коже – звук получился неприятным, будто таракана мучительно раздавили.
– Ого, ровно сто лет назад сделали, цифры выдавлены. Слушай – а она то тебе зачем, если твой суицидник только через четверть века помрет, при Гитлере? К тому же он моряк, у них при кайзере фуражки были, вон на полке лежит раритет, а эта каска для инфантерии?!
– Какие
– Этот «пикельхельм» обер-лейтенант носил, к твоему сведению, там буковки и циферки вкупе с фамилией химическим карандашом написаны – выцвели, правда. И в октябре четырнадцатого мой дед его шашкой зарубил, когда казачий разъезд, которым он командовал, на улан напоролся в мазурских лесах. Трофей, как вон тот «железный крест» на ленточке. Кстати, редкостная по тому месяцу награда – многие и получить не успели. Наследство мое, вместе с Анненской шашкой «за храбрость» – до сих пор думаю, как ему все это удалось сохранить, несмотря на революцию и расказачивание, что прошло по станицам. Ну да ладно… Храню его здесь для того, что Лангсдорф был офицером кайзерлихмарине, и вполне мог где-нибудь пройтись рядом с этим неведомым уланом, по одной из улиц Берлина, посидеть на лавочке в парке. Все может быть… Много интересных совпадений в жизни встретишь иной раз. Этот Лангсдорф в юности жил рядом с семьей знаменитого адмирала Шпее, дружил с его сыновьями и выбрал по их примеру флотскую карьеру. Парни, кстати, вместе с отцом погибли в Фолклендском бою! И командовал вот этим броненосцем, что стоит на столе – не находишь, что название, которое ты прочитал, слишком символично?!
– Да уж, на свете много есть интересного и загадочного. Что ж – надеюсь на успех нашего эксперимента! Отнюдь не безнадежного! У нас до него всего пять дней осталось – я настраиваю за это время аппаратуру, Паша мне помогает, а ты, дружище, готовься к «путешествию» …
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЛА-ПЛАТА
Глава первая. «Карманный линкор» в бою
13 декабря 1939 года
юго-восточнее Монтевидео
Командир броненосца «Адмирал граф Шпее»
капитан 1-го ранга граф фон Лангсдорф
– Господин капитан, вы ранены?! Очнитесь, майн герр!
Сознание медленно воспринимало слова, как мокрая губка впитывает излишнюю влагу. В глазах забрезжил свет и в глазах появился расплывшийся силуэт офицера в черном мундире. И резко, будто правильно повернули кольцо настройки объектива, проявилось лицо – встревоженное, немного бледное с горящими глазами.
«Ух ты – получился «перенос» – вот те на! А я до последнего не верил, сомневался! Надо же, все как наяву! И шпарит парень по-немецки – мой господин! Хорошо, что не мин херц – мое сердечко, как Алексашка Петра Первого называл. Вот была бы потеха от такого обращения в кригсмарине! Так – это кто ж такой? Орелик со свастикой на правой стороне груди, ленточек наградных нет, погоны из канители, нашивки на обшлаге жиденькие, но не слишком. Однако обер-лейтенант цур зее, что полностью соответствует нашему капитан-лейтенанту. И все вокруг покачивается перед глазами, значит, я на искомом корабле очутился, причем прямо в том злосчастном для немцев бою, как мы и рассчитывали. Может сказать что-нибудь героическое, вон как парень надрывается? Вот только язык во рту совсем не шевелится, будто парализовало меня капитально!»
– Все нормально со мною, Хенрице! Проклятье – новый китель испортили! Свиное дерьмо!
Голос капитана был чужим, лающим и слабым, но быстро набирал силу – контузия обычно у человека либо гасит звук, либо слух – оттого и говорят громко или даже кричат.
– Вас надо перевязать, господин капитан – кровь на предплечье!
– Пустяки, всего лишь царапнуло немного, вскользь, да и кровотечения почти нет. Затяни поверху тряпкой, потом врач посмотрит! Сейчас мне только встать нужно – крепко шарахнуло!
– Шестидюймовый разрыв пришелся в надстройку. Крыло третьего яруса скрутило в металлолом, искорежило. Обопритесь, прошу вас, господин капитан, – обер-лейтенант протянул ему руку, крепко сжал ладонь командира броненосца. Лангсдорф очень медленно поднялся со стального настила мостика, куда его швырнул навзничь разрыв снаряда, и прижал окуляры висевшего на груди бинокля к глазам.
«Впервые в море, но качки совсем не ощущаю?! А вообще почему я ее должен чувствовать, если в теле этого немца не мой организм, а одно лишь сознание, да и то в качестве пассивного наблюдателя. Надо же – крепок морской бродяга, даром, что сухопутная нация эти тевтоны. И храбр, в этом не откажешь. С открытого мостика людьми в бою командует, не стал прятаться в рубке, которая у немцев традиционно хорошо бронируется. А вот ругань слабоватенькая – ферфлюхте да шайзе-швайне, куда там до наших матросиков с их тремя загибами и коромыслами, а тем более до боцманов. Ух ты, вот это батальная панорама. Справа по носу дымят вдалеке два крейсера, слева один, размерами побольше. Или просто поближе?! Мать моя история, так четко видно – досталось англичанину капитально, осел на нос, и удирает. Ей-богу, удирает. Так, на нем три орудийных башни и две трубы – силуэт узнаваемый. Это тяжелый крейсер «Эксетер» – сейчас Лангсдорф прикажет его добивать!»
– Три румба влево, ход 23 узла! Ашер, вы меня слышите?! Главным калибром по тяжелому крейсеру! Немедленно начинайте пристрелку! Он не должен уйти!
Капитан цур зее Лангсдорф отдал офицеру протянутую для отдачи команды телефонную трубку и снова прижал большой бинокль к глазам. Вражеский крейсер словно прыгнул в глаза, растянулся в стороны, стал громадным. Отличная цейссовская оптика, которой всегда славилась Германия.
На корме тяжелого крейсера выплеснулись два длинных языка пламени, словно огненные цветки распустились. И спустя каких-то пятнадцать секунд по курсу броненосца всплеснулись на синей глади два султана воды – недолет до броненосца был большим, метров пятьсот. Вероятно, повреждена СУО – система управления огнем. И не только – две носовые башни давно не стреляли, видимо, или серьезно повреждены или полностью вышли из строя. Но «Эксетер» уходил, и, судя по всему, уже всерьез – полчаса назад тяжелый крейсер, было, ушел с арены схватки, отвернув в сторону, и вот опять вернулся подраться – задиристый народ эти англичане. Но неудачно для себя – тут же получил несколько попаданий, задымил и резко отвернул – как говорят моряки – теперь «уносил винты» из боя.
Палуба под ногами ощутимо завибрировала – семи тысячи сильные дизеля, общей мощностью в 56 тысяч лошадиных сил, разгонялись очень быстро в отличие от турбин, на которые пар поступал от котлов. Вот только вибрация была такова, что управлять огнем и попадать при этом в цель можно только до 23 узлов, в крайнем случае, до 24 – а вот дальше при увеличении скорости, а броненосец спокойно давал на два узла больше, стрелять прицельно совершенно невозможно. Просто без всякой пользы раскидывать снаряды в море, против чего яростно протестовал истинно немецкий, здоровый и скуповатый менталитет.
А если вывести дизеля на максимальную мощность, то на мерной миле «Адмирал граф Шпее» развил почти 29 узлов. Вот только вибрация становилась прямо-таки чудовищной, фактически невыносимой для экипажа. У механиков из ушей часто текла кровь, говорить в кают-компании было невозможно, только царапать грифелем на табличках послания собеседнику, словно какие-то древние шумеры. Куда уж стрелять при такой тряске?!
На мостик поднялся офицер с узнаваемой медицинской сумкой с красным крестом. С командира броненосца быстро сняли бывший когда-то белым китель, а теперь порванный, пропитанный копотью и запахом гари, и, пустив в ход блестящие ножницы, искромсали рукав рубахи. На настил упали окровавленные клочки ткани и тут же были унесены ветром, который бил прямо в лицо, усиленный быстрым ходом «Адмирала графа Шпее». Рана фактически являлась глубоким порезом – ее тут же промыли и туго перебинтовали. Затем в четыре руки заново надели на Лангсдорфа китель и помощник командира броненосца, иначе называя – его личный адъютант, помог туго застегнуть флотский кожаный ремень.