Козыри богов
Шрифт:
– Это неправда! Это поклёп на мою честь сепантикулятора!
– Сэси, шлёпая ладошками по земле, зашёлся в приступе негодования.
– Неправда - что?
– спросил я с самым простодушным видом.- Что ты писать умеешь?
– Нет, что я украл Оско...- поняв, что полностью себя выдал, он сник.
Осколок Солнца оказался великолепным бриллиантом чистейшей воды, почти шарообразной формы, более двух сантиметров в диаметре. Затейливо огранённый, он улавливал даже малейшие попадающие на него лучики и, многократно преломляя их, светился тёплым и радостным сиянием. Я ожидал, что Ан будет ликовать, получив обратно
– Как удивительно,- тихо сказала она.- Вот камень. Он очень красив, сказочно красив! Но он всего лишь камень. А ценят его превыше многих человеческих жизней. Но - чужих. При этом же он дешевле одной жизни, но - своей. Светлый лад-лэд!- внезапно встав и повысив голос, обратилась она ко мне.- Сегодня ты и твои люди сделали мне два безумно богатых подарка: честь и жизнь- дороже ничего нет. Позволь же мне хотя бы частично отблагодарить тебя: прими от меня этот камень и не обижай отказом!
– Нет!
– дико завопил Сэси.- Ты не смеешь так поступать! Осколок Солнца - это твоё приданое, поэтому принадлежит инфант-лэду Мидо! Так я и знал! Я предчувствовал, что она отдаст Осколок Солнца в чужие руки! Именно поэтому я и припрятал его, намереваясь в сохранности доставить моему господину!
– Или рассказать ему сказку про грязного разбойника?
– Ан окатила Сэси ледяным взглядом.- В одном ты прав: это МОЁ приданое, и я поступлю с ним так, как сочту нужным. Если бы меня сегодня убили, Мидо не получил бы ни меня, ни камня, который, не сомневаюсь, остался бы в твоих бесчестных руках. Ступай прочь. Я лишаю тебя своего расположения и отказываю от места в моём ковчеге.
– Я возьму Осколок Солнца,- сказал я Ан, когда сепантикулятор понуро уплёлся,- с тем, чтобы пока он хранился у меня. Молодой девушке в дальней дороге соседство с такой драгоценностью - особенно, если о ней уже известно многим - грозит большими опасностями. Те же привольные...
– Привольные!
– раздался чей-то испуганный крик, и наш небольшой лагерь тотчас забурлил, готовясь к отражению нападения.
Привольные робко вышли из леса небольшим караваном из нескольких запряжённых волами телег и остановились поодаль. В этот раз их было намного больше: за телегами шли женщины, дети, бепо. Прямо-таки не разбойники, а цыганский табор на марше. Один из них, могучий и буйно заросший, но с детско-растерянным выражением на крупном лице, помахал над головой пустыми руками, показывая, что оружия у него нет, и, чуть прихрамывая, двинулся в нашу сторону. Обут он был только в один башмак - зеркальную копию того, что притащил Аррутар. Не доходя нескольких шагов до наших ощетинившихся оружием рядов, он остановился и робко пробасил:
– Мне это... поговорить бы... с лад-лэдом вашим...
– А ты, акулий выкормыш, откуда знаешь, что здесь есть лад-лэд?
– подозрительно выкрикнул Рани.
– Дык, это... мы ж не в городе глухом. В лесу ж мы. Лес-батюшка, он хорошие уши имеет: всё слышит да, кого любит, тому передаёт.
– Что ты хотел?
– вышел я вперёд. Детинушка тут же бухнулся на колени. Вслед за ним на колени опустилась и вся ватага со сопутники. А парламентёр, размазывая по румяным щекам вдруг брызнувшие слёзы, запричитал:
–
– Для начала подымитесь с колен,- потребовал я.
– Нет,- упрямо замотал тот патлатой головой,- уж прости за ослушание, Светлый, но покудова до нашей просьбы не снизойдёшь, не подымемся...
– Но почему вы решили именно меня об этом просить? А вдруг я вас императору сдам, чтобы милость его сыскать?
– Не сдашь,- мужик перешёл на шёпот.- Ты добрый. Лес про то сказывал. Аон-то уж знает!
– И что же мне с вами делать прикажете?
– Упаси нас Оба тебе приказывать!
– заполошно замахал руками мужик.- Ты приказывай, ты распоряжайся! А с нами и делать-то ничего не надо, благодетель! Посели нас где-нито на выселках, хочь бы и на неудобицах. А мы уж сами и дрогоут возведём, и оброк платить исправно будем. Токмо не бросай нас, сиротинушек, на привольную юдоль!
– Ну что, возьмём их?
– обратился я к своей команде.
– Надо взять. Только пусть на ночлег вон там становятся, подальше,- великодушно разрешила Ил, украдкой смахивая навернувшуюся сердобольную слезу.
– Итак, просьбу вашу решено удовлетворить,- сообщил я мужику.- Отныне можете всем говорить, что вы - подданные лад-лэда Олина Апри и находитесь под его защитой. Тебя как звать?
– Звать-то?
– переспросил тот.- Муму все меня кличут.
– К-как? Муму? Хм... Ну что ж, примерно таким я и представлял себе Герасима. Назначаю тебя старшим. Вон там, возле леса разбейте стоянку.
Поднялся детинушка уже степенно, отряхнул пыль с колен, почтительно отвесил поясной поклон и... галопом припустил к своим.
– Значится, так,- услышал я издалека его вдруг ставший грозным и раскатистым голос.- Светлый лад-лэд снизошёл до нашей просьбы и соблаговолил взять нас под себя. Меня он изволил назначить над вами старшим герасимом. А теперича я назначаю тебя, Даду, и тебя, Рубо, своими помощниками. Младшими, стало быть, герасимами...
Ночью со стороны океана пришла сильная гроза. Её раскаты ощутимо сотрясали округу, заставляя наиболее впечатлительных то и дело осенять себя Святым Косым Крестом в Круге. Только к середине ночи грозовой фронт ушёл, но дождь продолжал шуршать по крыше палатки почти до рассвета.
Дорога Суродила-Отонар,
кумината 8855 года
Выехали мы спозаранку. Наш ковчег шёл впереди. За ним пристроился караван лэд-ди. Следом двигались одиннадцать телег бывших привольных. На замыкающей телеге, горестно вздыхая и сетуя на несправедливость власть имущих, трясся в обнимку со своим дорожным сундучком сепантикулятор, отлучённый от комфортного места в ковчеге.
Я ехал верхом на Буцефале рядом с ковчегом Ан и вёл с ней великосветскую беседу. Ну... по крайней мере я считал, что она великосветская.