Краденое счастье
Шрифт:
– Да ведь оно в снегу все.
– Не важно… Так хотелось проснуться в своей комнате от того, что бузина в палисаднике заскрипела от ветра… Мне столько раз в Москве снилось, как огонь гудит в титане. Так хотелось налить чаю из нашего зеленого чайника…
– Облупился уж весь, надо новый купить.
– К тому же рядом с вами мне как-то спокойнее.
– Понятное дело. – Надежда Клавдиевна выдержала паузу и просяще произнесла: – Любушка, может, все-таки вернешься к Коле? Так уж он тебя любит!
– Мама, сколько можно? Я тебе сто раз объясняла, что
Надежда Клавдиевна со вздохом пошла на кухню.
«Колясочка, тебе сегодня никто подозрительный не встретился?» – прошептала Люба.
«Подозрительный?» – заволновалась коляска.
«Мне показалось, когда мы гуляли на земляном валу…»
«Что? Кто?» – заохала коляска.
«Там Каллипигов стоял. Около камней… Меня увидел и сразу спиной повернулся!»
«Каллипигов?! – вскрикнула коляска. – Ликвидировать нас с тобой прибыл».
«А может, показалось?»
Нет, не показался Любе Каллипигов. Он прибыл в родной город вместе с Любой. Его джип неотступно следовал за Любиной машиной. Каллипигов не собирался ликвидировать ни Любовь, ни коляску. Но его план, составленный верной супругой и соратником Зинаидой Петровной, был не менее зловещим.
– Каллипигов, я знаю, как поднять твой престиж в глазах объекта, – сообщила Зинаида Петровна после того, как супругу было поставлено на вид за ненадлежащую организацию охраны первого лица государства, повлекшую за собой ранение посторонней россиянки. – Ты должен забрать у Зефировой ребенка, и мы сами его воспитаем! Оформим опекунство, а лучше даже – усыновим. Представляешь, каким будет расположение Путина к нашей семье, когда он узнает, что мы растим его дитя?
– А Зефирова?
– Зефировой сообщат, что ребенок умер. Негуманно было бы оставить беззащитного младенца на растерзание банде инвалидов. Я думаю, Путин тоже понимает, какое, с позволения сказать, воспитание может дать его наследнику безногая мерзавка, работающая в ночных клубах. Ты узнаешь, где собирается рожать Зефирова, проведешь работу с главврачом и заберешь маленького Путина. Все понял?
– Зинаида, ты – гений!
Вот почему Каллипигов стоял теперь у запорошенных январским снегом камней, на берегу заснеженного озера.
– Любушка, ты меня не слушаешь, что ли? – позвала Надежда Клавдиевна.
Люба протянула руку за зеленым эмалированным чайником. И вдруг почувствовала, как внутри ее что-то лопнуло и на стуле, на котором она сидела, стало горячо.
– Вода какая-то откуда-то, – сказала Люба, поглядев на стул, а затем на чайник.
Ребенок в утробе яростно заворочался. Живот резало ножом.
– Мама, вызывай скорую, – клацая зубами, сказала Люба.
– Батюшки! – вскрикнула Надежда Клавдиевна. И побежала в прихожую – звонить по телефону. – Скорая? Это Зефирова Надежда. Валентина, ты, что ли? Привет, дорогая! Любушка моя рожать надумала. Воды уж отошли. Как – машина на выезде? Далеко? В Поляково уехала? Дак это она когда вернется-то? А нам что делать? Ладно, Валентина,
Золовка Валентина нажала на рычажки телефона и, спешно вытащив из кармана бумажку, набрала номер.
– У родственницы вашей, Любы Зефировой, отошли воды, – сообщила она в трубку. – Сейчас в родильное прибудет.
– Спасибо вам огромное! – ответил голос Каллипигова. – Очень хотелось поддержать Любовь в такой час, оказаться рядом в нужную минуту.
– Мама, я боюсь на мотоцикле, – заволновалась Люба. – Еще растрясет, или перевернемся по льду.
– Да уж, – нервно согласилась Надежда Клавдиевна. – Поехали пешком. Давайте одеваться, может, по дороге машину поймаем. Гена, неси Любе мои валенки.
В приемном покое Любе опять показалось, что человек, стоявший к ней спиной, рассматривая список рожениц, похож на Калли пигова.
Она вцепилась в поручни коляски во время очередной судорожной схватки и вновь взглянула в угол.
Возле списков никого не было.
Люба покорно приняла душ, сидя под ним в коляске, полежала на утке, дожидаясь действия очистительного, и только въехала в предродовое отделение и положила на кровать с клеенчатым матрацем чистое белье, как потянуло внизу живота. Тянуло все сильнее, настойчивее, туже… Совсем нестерпимо!
– Потуги? – спросила прибежавшая на крик Любы акушерка.
Она приложила руку к Любиному животу и скомандовала:
– Быстро в родильное!
Люба, охая, выехала в ярко освещенную лампами, облицованную кафелем комнату. На одном из столов лежала прикрытая простыней уже родившая женщина. Она повернула голову и с удивлением уставилась на Любину коляску и ее тощие неподвижные ноги, торчащие из-под короткой больничной рубахи.
– Как – инвалид? – услышала Люба мужской голос в коридоре. – И что, на учете не состояла? Явилась со схватками?
В родильное вошел постаревший, но бодрый Электрон Кимович.
– Женщина, ваше легкомыслие преступно! – сердито сказал Электрон Кимович Любе. – Постойте-ка… Вы – Любовь Зефирова? Как же вы так, Любовь Геннадьевна, без анализов, без контроля? Мы ведь вас теперь должны отправить в инфекционное отделение. Уж только учитывая ваши заслуги…
Электрон Кимович развел руками, обращаясь к акушерке:
– И что прикажете делать? Роженица должна была заранее лечь в отделение, подготовиться к операции. Где анестезиолог? Давай-ка, Любовь, помогу тебе.
Люба взгромоздилась на кресло. Ноги ее повисли, согнувшись в коленях. Электрон Кимович хмуро покачал головой.
– Пробную тракцию? – спросила акушерка.
– А что еще делать? – Электрон Кимович протянул руку к столу с инструментами. – Forceps Obstetrico!
– Нате, – подала акушерка.
Люба увидела щипцы.
– Нет! – закричала она. – Зачем? Сегодня нет никакой первомайской демонстрации!
– Демонстрация? – удивленно переспросил Электрон Кимович и тревожно приказал акушерке: – Проверьте пульс и давление.