Крадущийся сиамец

Когда он вошел, я коротал время возле кассы в приемной детективного агентства «Континентал», точнее, его сан-францисского филиала, с опаской наблюдая за Портером, проверявшим мой расходный счет. На широких плечах посетителя — мужчины высокого роста, очень худого, с жесткими чертами — мешком висела серая одежда. В лучах заходящего солнца, пробивавшегося сквозь полуприкрытые жалюзи, его лицо цветом походило на новые рыже-коричневые ботинки.

Дверь он открыл рывком, но на пороге запнулся и встал как вкопанный, терзая

Наш посыльный, Томми Хауд, курносый конопатый паренек, сорвался с места и подскочил к разделявшему офис барьеру.

— Чем могу?.. — начал было Томми, но отшатнулся. Верзила оставил дверь в покое, скрестил длинные руки на груди, сдавив пальцами собственные плечи. Его рот распахнулся в зевке, ничего общего с нормальной зевотой не имевшем. Затем захлопнулся. Сквозь сжатые желтые зубы прорвался всхлип.

— Дьявол! — промычал гость исполненным отчаяния голосом и рухнул на пол.

Я бросился за барьер и, не задерживаясь у распластанного тела, выбежал в коридор.

Агнесса Брэйден, тридцатилетняя пышка, которая по соседству, через три комнаты от нас, вела стенографические курсы, неторопливо открывала дверь своего офиса.

— Мисс Брэйден! — окликнул я, и она обернулась. — Вы видели мужчину, который только что зашел в наш офис?

— Да. — Зеленые глазки засветились любопытством. — Высокий такой, ехал со мной в одном лифте. А что?

— Он был один?

— Да. То есть на нашем этаже вышли только я и он. А что?

— И никого поблизости от него вы не заметили?

— Нет, хотя в лифте я к нему не приглядывалась. А что случилось?

— Он вел себя нормально?

— Я не обратила внимания. А в чем дело?

— Благодарю. Я позже загляну и все объясню.

Я быстро обежал коридоры и, ничего не обнаружив, вернулся в контору. Костлявый верзила по-прежнему валялся на полу, но уже перевернутый на спину. Мертвый, как и следовало, ожидать. Наш Старик, осматривавший труп, вздрогнул при моем появлении. Портер лихорадочно накручивал телефонный диск, вызывая полицию. Голубые глаза на побелевшем лице Томми формой и размером напоминали полтинники.

— В коридорах пусто, — сообщил я Старику. — Наш гость приехал в одном лифте с Агнессой Брэйден. Ей показалось, что он был один и никто к нему не приближался.

— Вот оно как.

Голос и улыбка Старика были столь медоточивы, что на мгновение померещилось, будто у его ног не покойник, а замысловатый узор на ковре. Пятьдесят лет сыскной работы оставили в нем эмоций не больше, чем в оценщике ломбарда.

— Вероятно, его ударили ножом в левую часть груди, а кровотечение из раны он пытался остановить вот этой шелковой тряпкой, — Старик ткнул носком туфли в красный комок на полу, — которая, по-видимому, служила раньше саронгом.

Наш Старик даже про день недели не скажет просто: «Вторник». Он выразится: «Предположительно вторник».

— У жертвы, — продолжал он, — обнаружено около девятисот долларов в купюрах различного достоинства и немного серебряной мелочи; золотые часы и карманный нож английского производства; японская серебряная монетка в 50 центов; трубка, табак и спички; железнодорожное расписание Южной Тихоокеанской; два носовых платка без меток прачечной; карандаш и несколько листков писчей бумаги; четыре двухцентовые марки; ключ с биркой отеля «Монтгомери», комната 540.

Одежда убитого выглядит как новая. Бесспорно, мы что-нибудь узнаем, изучив ее более основательно, но не хотелось бы это делать до прихода полиции. А тебе тем временем стоило бы сходить в отель «Монтгомери» и пошарить там.

...В вестибюле отеля я сразу наткнулся на нужного мне человека — Педерсона, здешнего охранника. Этот светлоусый отставной буфетчик разумел в сыске меньше, чем я в саксофонах, но имел подход к людям и легко мог столковаться с тем, кто нуждался в его услугах.

— Привет! — встретил он меня. — Счет знаешь?

— Шесть — один, Сиэтл, конец четвертого. Кто живет в пятьсот сороковом, Пит?

— Да не в Сиэтле матч, ты, чурбан! В Портленде. Боже, где твоя гражданская совесть — так игнорировать нашу команду!..

— Хватит, Пит! Мне некогда играть с тобой в бирюльки. На мою лавочку только что свалился покойник с ключами от вашего пятьсот сорокового в кармане.

Гражданская совесть пятнами проступила на лице Педерсона.

— Пятьсот сорокового? — Он уставился в потолок. — Это, должно быть, тот парень, Раундс. Так ты говоришь, он умер?

— Можно и так выразиться. Брякнулся посреди комнаты с ножевым ранением в груди. А кто он, этот Раундс?

— Я не слишком много вспомню о нем вот так, с ходу. Тощий верзила с дубленой шкурой. Не очень-то я к нему приглядывался, но, похоже, он был чем-то сильно озабочен.

— Да, пожалуй, это к делу не пришьешь! Давай заглянем в номер.

По пути, у конторки портье, мы выяснили, что постоялец появился накануне, записался как X. Р. Раундс из Нью-Йорка и сообщил клерку, что предполагает съехать в течение трех дней. Ничего примечательного о нем по части почты и телефонных звонков не обнаружилось. Постоялец не оставлял ключи портье, поэтому никто не знал, когда он выходил. Лифтеры и коридорные тоже ничем не смогли помочь.

Осмотр номера мало что добавил к нашим скудным сведениям. Багаж гостя состоял из одного видавшего виды чемодана свиной кожи, испещренного следами соскобленных дорожных наклеек. Чемодан был заперт, но такие замки — штука нехитрая. Этот не отнял у нас и пяти минут.

Одежда Раундса — частью в чемодане, частью в стенном шкафу — была не то чтобы слишком дорогой, но зато совершенно новой. Меток прачечной мы ни на чем не обнаружили. Раундс отдавал предпочтение таким популярным и широко распространенным фасонам, что установить, где он приобретал одежду, не представлялось возможным. Не обнаружилось ни одной бумажки с записями. Ни единой ниточки. Абсолютно ничего такого, что позволило бы предположить, откуда и зачем он прибыл.