Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)
Шрифт:
Так и есть, Онфимий от напряжения пропустил две буквицы, вышла нелепость! Он поднял глаза на князя, робко предложил:
– Пущай посохнет, пока я остальное писать стану? После соскоблю и поправлю…
Князь снова заскрипел зубами: отправлять скобленное в Москву никак не хотелось, небось скажут, что грамотных писцов у него нету! Но другой пергамент еще принести надо, да снова все писать, мотнул головой:
– Возьми прежний! Если уж скрести, так маленькую кляксу…
Запечатывая свиток, Михаил Александрович с удовольствием думал о том, каково будет митрополиту венчать его на Владимирское княжение! И еще о том, что сразу потребует, чтобы митрополит во Владимире и жил, нечего в Москве отираться. А уж после, когда дань соберет и Мамая снова ублажит, так вовсе выпросит ярлык митрополичий кому другому. В Царьграде тоже нестроение, и там нужных людей подкупить можно…
Печать вдавливал особо тщательно, хорошо понимая, что ничего нового Москве не сообщил, у митрополита свои люди в Орде есть, давно весточку прислали, что ярлык теперь у Твери.
Инок Онфимий со слипающимися от усталости и напряжения глазами пробирался в свою келью. Хуже нет князю письма писать, нетерпелив больно, и за работой наблюдает пристально, а когда кто смотрит, легче легкого не ту буквицу вывести. Онфимию куда больше нравилось книги переписывать, старательно все выводить, красную строку украшать, чтоб красиво было и неспешно. И получалось так быстрее, не приходилось соскабливать или переделывать.
Но князю понадобился скорописец, и игумен отправил к нему Онфимия. Куда денешься – послушание, вот и корпел бедолага над письмами княжьими иногда, как сейчас, до поздней ночи. Инок вздохнул: на вечернюю трапезу давно опоздал, теперь останется голодным до завтра.
Но сосед по келье озаботился, на столе Онфимия ждали большой ломоть хлеба и ковшик кваса. Скудно, но и на том спасибо. Укладываясь на жестком ложе, инок размышлял, как бы отвертеться от работы у князя. Разве что клякс побольше ставить, чтоб другого запросил? Игумен так озлится, что вовсе до книг допускать не станет. Нет, это не годится… Придется Онфимию скрипеть пером, пока Михайло Лександровичу самому не захочется его отпустить…
Стоило закрыть глаза, как перед ними вставали ровные ряды буквиц, Онфимий силился прочитать, но это не удавалось, он провалился в сон…
Михаил Александрович был прав, он еще из Орды не выехал, а в Москву уже гонец скакал к митрополиту Алексию.
Дмитрий сжал подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев. Михаил Тверской его обошел, выпросил у мамаевского ставленника ярлык на великое княжение! Купил, задарил подарками!.. Разве так честно?! Молодой князь забыл, что не так уж давно сам это проделал с будущим тестем, сам покупал ярлык, кланяясь в Орде. Правда, был он в то время мальцом неразумным, и кланялись за него бояре да митрополит, но сути дела это не меняло.
И как может митрополит сидеть спокойно?! Скосив глаза на Алексия, Дмитрий заметил, что тот внимательно за ним наблюдает. Стало вдруг стыдно своей неразумной ярости. Сколько раз наставник внушал, что ярость – последний советчик в делах, что дед никогда ничего не делал сгоряча.
Митрополит действительно наблюдал, как бесится молодой князь от полученного известия. Будь это на людях, давно вмешался бы, ни к чему чужим видеть бессильную ярость правителя. Но они одни, а потому Алексий решил дать Дмитрию возможность самому перебороть себя. Пусть остынет, подумает, а уж если не справится, тогда можно и подсказать. Время терпит. Должен же он учиться делать все сам, митрополит немолод уж, восемь десятков лет на свете прожил, пора бы на покой.
Алексий вздохнул: как уйдешь, коли у этого крепыша ноги пока впереди головы бегут. Вон как подлокотник стиснул, пока остынет, таких дел натворить успеет… Нет, он еще нужен Дмитрию, а потому будет кряхтя тащить свой воз, пока Господь разум не отнял или к себе не забрал. Ох, грехи наши тяжкие… – снова вздохнул митрополит.
Дмитрий уже остыл и стал способен соображать. Ну и что теперь делать? Князь Михаил обратно с ордынским послом возвращаться будет. Может и его, и посла?.. Алексий отрицательно покачал головой. Князь и сам понимал, что не годится. Михаила Александровича ему не простит Ольгерд, родственники как-никак. А посла – тот же Мамай, сегодня казнишь или под стражу посадишь, а завтра здесь Мамаевы войска встанут, убийство посла никогда не прощалось.
Вот и получается, что приедет тверской князь с ярлыком и сядет во Владимире, станет Дмитрия к себе звать, насмехаться. Но митрополит смотрел внимательно, значит, выход есть? Алексий его знает, но хочет, чтобы князь сам догадался?
Когда Дмитрий Константинович во Владимире сел, его просто выгнали оттуда. Но тверской князь не нижегородский, его не прогонишь запросто, да и тот же Ольгерд неподалеку, небось снова брату своей любимой женушки помогать примчится. Выгнать не получится… А не пустить?
У князя загорелись глаза. Путь во Владимир лежит только через его Переяславльские земли! Кто может пройти через его земли без позволения хозяина?
Алексий кивнул: умница… Дальше?
Но посла не пускать нельзя, обида Мамаю будет. Так пусть посол и едет, его задерживать не станем. Что толку посол без самого князя во Владимире? А чтобы в Переяславле никто из бояр или черных людей перебежать не вздумал, с них надо сейчас, пока Михаил не вернулся, крестоцеловальную грамоту взять, чтобы к тверскому князю не шли и на свою землю не пускали!
Вот теперь Алексий кивнул с полным удовлетворением. Оставалось решить, что делать с послом.
– А мы ему путь заступать не станем. К нам приедет – примем как родного!
Наставник мог быть доволен – подопечный справился. Достойный продолжатель дедовых стараний будет, хитрый, расчетливый. Научиться только себя прежде сдерживать, и получится второй Иван Данилович Калита.
Вот этого не знал тверской князь Михаил Александрович, а потому полученный от Дмитрия ответ оказался совсем неожиданным. Московский князь коротко отписал, что к ярлыку не едет и его самого через свои земли не пустит! А послу ордынскому путь не заступает.
Теперь костяшки пальцев белели у Михаила Александровича. Было от чего! Это называется великий князь, которого в свои владения не пускают! А Сарыходже как на грех в Твери сидеть надоело, стал требовать, чтобы скорей во Владимир ехали, не то обратно в Орду возвращаться поздно будет.
Князь вышел на крыльцо и невольно залюбовался. Утро занималось лучше некуда, на Руси бабье лето иногда куда приятней настоящего. Ни жары, ни мошки, тепло и сухо, осень словно отступает на время, давая прошедшему лету напомнить о себе напоследок.