Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)
Шрифт:
Тот, которого называли Ослябей, сокрушенно кивнул:
– Давно все ведал. Преподобный Сергий насквозь видит, но молчал пока. А как весть про поход дошла, спешно нас и отправил, сняв обет.
– Воевать пойдете?
– А то?! – возмутились оба инока.
– От игумена благословение получили?
– А то!
– Ну, добро.
После ухода иноков Боброк осторожно поинтересовался у Дмитрия:
– Ты о чем с ними говорил? Про что Сергий догадался?
– Я их давно к игумену приставил, чтоб стерегли пуще глаза. В Троицкую обитель много всякого сброда ходить стало, а Сергий точно простой монах, вот и отправили с Владимиром туда двоих детей боярских.
– А второго как зовут?
– Пересветом.
– Имена-то какие, точно не православные.
– У них в обители другие есть, а я как раньше звали помню. Плохо, что Сергий распознал и прочь отправил. Но хорошо, что с нами, каждый не по одному врагу наземь положит.
Не знал князь Дмитрий Иванович, что бой Пересвета с ордынским Темир-мурзой (Челубеем) поднимет дух русских воинов и спасет немало жизней, которые могли бы прерваться от руки «Железного воина». А Ослябя и впрямь голыми руками скрутит не одного вражину, потому как кулаком способен валить с ног лошадь. Имена обоих иноков из Радонежа навеки останутся в памяти потомков. В том числе и с помощью самого Дмитрия Ивановича.
О благословении на трудный бой, присланном преподобным Сергием из Радонежа, оповестили войска. Это сильно обрадовало многих и многих. Сергий с нами! Что могло быть дороже? Вовремя прислал своих иноков игумен Сергий Радонежский.
До самого позднего вечера спешно ладили мосты, переезжали сами и перевозили обоз. Те, кто уже был на другом берегу, сразу занимали оговоренные места, раскладывали походные церкви. Пора вечерю служить, тем паче перед праздником. Удары, разрушающие ненужные уже мосты, временами заглушали доносящиеся отовсюду певческие голоса.
Подпевали все, кто мог и не мог. Хриплые, грубые голоса ратников вплетались в хоры певчих и как-то сразу подстраивались, точно всегда пели на клиросе. Молились истово, прося заступничества в правом деле у Богородицы. Не за себя просили, за Русь многострадальную. Каждый понимал, что если завтра не выстоит, то в полон пойдут его мать и жена, его дети, потому как больше с ворогом справиться будет некому.
Одна надежда – на божью помощь да на свой меч. Но не было тех, кто пожалел, что пошел в поход, что завтра окажется супротив силы великой и может домой не вернуться. Боброк прислушался к тому, как молится пожилой уже воин, видно не дружинник, а просто ополченец. Мужик, оторванный бедой от сохи, просил Богородицу только не оставить раненым и беспомощным, чтоб не стать обузой для детей. А еще просил, чтоб позволила как можно больше ордынцев положить за матушку Настасью, что в Орде сгинула, за брата Петра, за сестриц Олену и Марью, за тестя своего Ондрея… Он долго еще перечислял всех, за кого завтра собирался мстить ордынцам.
Воевода покачал головой: многих же в его роду обидели проклятые. Позже, увидев мужика еще раз, спросил:
– Ты откуда?
– Рязанские мы.
– А как ты сюда попал, ваш князь далеко стоит…
– Пущай стоит! – согласился мужик. – Он нам не запрещал с остальными супротив Мамайки биться. Ему самому нельзя, чтоб снова нашу землю не жгли, а нам вместо него можно! Нас много тут, и воеводы есть.
Хитер Олег Рязанский, ох, хитер… Что тут скажешь? Может, потому и любят его рязанцы, что видят – князь не о себе думает, у него всякий час дума только о Рязани, тем и живет. А что хитрить приходится, так в том его сила, ему с ратной от бесконечных набегов не выстоять, приходится все время ужом ползать. Вот он на брюхе…
До темноты и Дмитрий, и Владимир, и сам Боброк без конца обходили, объезжали полки, ободряя и поддерживая, особенно ополченские. Все же дружины привыкли к лязгу оружия, к мыслям о ранах, о боли, а вчерашние пахари и купцы, плотники да гончары, кожемяки да ткачи… им каково знать наперед неминучее? За меч берутся только из-за беды страшной.
Вот сейчас князья и воеводы и старались утвердить их в духе, вселить не просто надежду, а твердую уверенность, что одолеть Мамая можно, сколько бы он войска ни привел! Потому как без надежды и уверенности в поле ратное выходить не стоит, сразу погибель найдешь либо полон, что еще хуже.
Еще и еще раз повторяли построение: впереди Сторожевой полк, его задача не допустить ордынских лучников до русских рядов; потом Передовой полк, этому будет трудней всего, он должен выдержать первый, самый сильный удар пехоты (слышно, Мамай генуэзцев привел, они вооружены и защищены отменно); за ним встанет Большой полк, где будет великокняжеский стяг; по бокам полки Левой и Правой руки.
Дмитрий Иванович хмурился:
– Владимир, полк Правой руки силен, там конные хорошо вооружены, а вот слева не просто пешцы, а ополченцы. Им непривычно меч в руках держать. Как бы не дрогнули…
– Поставь позади них резерв, если надо, поддержат.
– Да, – согласился и Боброк, – главное – не дать себя окружить. Ордынцы это любят.
– Мы вроде плотно встали от Кубяка и оврагов до леса. Только бы выдержали в центре. Мамаю больше деваться некуда будет, по центру пойдет…
Что-то мучило всех троих, конечно, хорошо, что проходов по флангам не оставили, но стоит хотя бы одному флангу ослабнуть, и остальные попадут в мешок.
– Выстоим! – заверил князя воевода Боброк.
– Нам не только выстоять надо, Дмитрий Михайлович, нам их побить надо, не то развернутся и завтра снова нападут, да еще Ягайло на помощь придет. И Олег тоже.
Семка, который на Дон пришел с московским боярином Миколой Вельяминовым, любовно смотрел на молодых князей. Кто из давних деревенских знакомых увидел бы рослого красавца, не узнал. Да и как узнать в плечистом богатыре с вьющейся бородкой тоненького мальчишку, которого тетка держала в хлеву и била нещадно?
Но сейчас Семен пришел защищать от ворога и эту тетку, и всех других русских. И неважно уже было, из Москвы или Костромы, из Новгорода или Ростова, из Коломны или Пскова… За их спиной стояла вся Русь, а потому разбирать не приходилось. И они тоже ныне вся Русь без разбора кто откуда. А объединяет всех вера Христова, и все понимают, что поддадутся поганым – пропадет и вера дедова, потому как басурманам ныне храмы святые не надобны, а отцы святые хуже шила в боку. А русскому человеку без веры как? Потому и стояли полки из разных городов за свою веру русскую, за Святую Русь.
Видно, это понял воевода Боброк. Дмитрий Михайлович вдруг показал на расположившиеся от одного леса до другого полки:
– Смотри, князь Дмитрий Иванович, то, что ты уговором начинал, беда доделала. – Сокрушенно покачал косматой крупной головой: – Да неужто людей русских только бедой вместе и можно собрать? Неужто Мамай на землю Русскую прийти должен был, чтобы князья меж собой распри забыли и рядом, не чинясь, встали?
Столько горечи слышалось в словах бывалого воеводы, не так уж давно пришедшего к Москве, что Дмитрий не выдержал, усмехнулся в ответ: