Крах СССР
Шрифт:
Соответственно, не существует и никакого природного «чувства хозяина», которое было якобы утрачено советскими людьми из-за обобществления собственности на средства производства. Создание мифа об этом «чувстве» или инстинкте — биологизаторство культуры, отрыжка социал-дарвинизма. Прискорбно было наблюдать его в культурной образованной среде, так легко поверившей манипуляторам. Что же касается этого «чувства хозяина» как продукта культуры, то вовсе не советская власть его ограничила в России, а Православие. С. Булгаков пишет в книге «Христианский социализм»: «Именно это-то чувство собственности, духовный яд ее, сладострастие Мамоны, и осуждается бесповоротно христианством, как коренным образом противоречащее основной заповеди любви» [21].
Во время перестройки настойчиво внушалась мысль, что собственность в СССР захватило государство, так что общенародной советскую собственность называют лишь
79
В 1980 г, в ФРГ и Австрии вышла книга доктора исторических и философских наук из АН СССР М.С. Восленского «Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза» (он эмигрировал в 1972 г.). В понятиях классового подхода автор описывает СССР как общество, в котором работники управления сплотились в социальный класс, овладевший собственностью и эксплуатирующий трудящихся. Этот чисто идеологический труд был широко растиражирован и легко принят нашей антисоветской интеллигенцией, мыслящей стереотипами исторического материализма. В СССР книга вышла в 1991 г. в издательстве «Советская Россия» (!) Практического значения она уже не имела — маховик и так был раскручен.
Эксплуатируя миф о собственности, философы доходили до абсурда. Видный философ-правовед B.C. Нерсесянц писал: «Создаваться и утверждаться- социалистическая собственность может лишь внеэкономическими и внеправовыми средствами — экспроприацией, национализацией, конфискацией, общеобязательным планом, принудительным режимом труда и т. д.» [124].
Вдумаемся в это тоталитарное утверждение: философ отрицает всякую возможность создать социалистическую собственность экономическими и правовыми способами. B.C. Нерсесянц, вероятно, имеет в виду национализацию 1918–1920 гг., но почему же национализация — неправовой акт? А приватизация — правовой? Какие можно придумать правовые основания, чтобы отдать комсомольскому работнику Кахе Бендукидзе машиностроительный суперкомбинат «Уралмаш» за смехотворную цену — одну тысячную не стоимости завода, а стоимости его годовой продукции?
Да, национализация следовала чрезвычайному революционному праву, но это был всего лишь краткий миг в истории советского хозяйства, да и национализированы были парализованные предприятия. Ее главной причиной была именно остановка производства владельцами предприятий, что грозило рабочим голодной смертью, Именно владельцы нарушили свои обязанности, которые предусмотрены «общественным договором», каковым и является частная собственность на средства производства.
Согласно промышленной переписи, на 31 августа 1918 г. было национализировано 3 тыс. крупных предприятий — практически все, какие были в России. Большинство их было разрушено во время Гражданской войны и потом восстановлено уже советским государством. Но уже за годы первой и второй пятилеток и часть третьей пятилетки до начала войны было построено 9 тыс. крупных предприятий. Разрушенные в войне предприятия опять восстанавливались государством. После войны за 45 лет была построена огромная по масштабам и стоимости промышленная система, крупицы когда-то национализированной собственности в ней полностью растворились.
То, что сохранилось после 7 лет войны (1914–1921 гг.) и было национализировано, составляло около трети промышленного потенциала 1913 г.-, который и сам производил 0,5 % от объема производства промышленности СССР 1990 г. После 1991 г. была приватизирована промышленность, полностью (на 99,85 %) созданная советским народом — в основном поколениями, родившимися после 1920 г. Большого числа отраслей просто не существовало в 1913 г. Многие под идеологическим давлением перестройки и реформы это как будто забыли.
И теперь говорят, что все это строительство, восстановление, модернизация противоречат праву! На каком основании считает философ внёправовыми и внеэкономическими явлениями, например, строительство «Уралмаша», ВАЗа или московского метро? Самые благожелательные попытки додумать разумные аргументы за B.C. Нерсесянца к успеху не приводят. А ведь он как юрист оправдывал грабительскую приватизацию советской промышленности.
Возьмем совсем уж крайний случай. Непонятно, почему надо считать «внеправовым» явлением хотя бы и принудительный труд осужденных, если он регулируется правом. Само понятие права у этого правоведа становится совершенно расплывчатым.
Своей хулой на социалистическую (и вообще коллективную) собственность философ-юрист по контрасту пытается доказать, что уж частная-то собственность создавалась исключительно в рамках права и без внеэкономического принуждения. Но ведь эта мысль просто нелепа. Не будем уж поминать, что «на каждом долларе следы грязи и крови» или 9 млн. африканцев-рабов, доставленных в Америку живыми (по оценкам историков, живыми до Америки доплывало около 10 % из тех, кто загонялся в трюм в Африке).
Понятно, что в статье, написанной в 1989 г., автор своими манипуляциями с понятием собственности выполняет чисто политическую задачу— разрушает легитимность советской экономической системы. Но ведь эти манипуляции уже были нормой в мышлении «продвинутой» части номенклатуры КПСС!
Выступая в 1992 г. в Германии, Горбачев так оправдывает свою деятельность по ликвидации советского строя: «Отличительной особенностью советской тоталитарной системы было то, что в СССР фактически была полностью ликвидирована частная собственность. Тем самым человек был поставлен в полную материальную зависимость от государства, которое превратилось в монопольного экономического монстра» [46, с. 187–188].
Откуда вытащил эту мысль функционер КПСС, всю жизнь после МГУ карабкавшийся по номенклатурной лестнице? Из советского обществоведения для элиты, а также из чтения ведущих марксистов СССР и Запада. Без опоры на К. Маркса его проклятья «советской тоталитарной системе» были бы просто ругательствами, не имеющими смысла. Почему государство, обладая собственностью, становится «монстром»? При каком количестве собственности у него появляются монструозные черты и почему? Является ли таким же монстром частная корпорация «Дженерал электрик», собственность которой по размерам превышала государственную собственность многих социалистических стран? И почему, если собственность государственная, человек «поставлен в полную материальную зависимость от государства»? В чем это выражается? Чем в этом смысле государственное предприятие хуже частного? Маркс так сказал, и Маркузе подтвердил!
Ясно, что при создании в СССР общества, основанного на началах социальной справедливости и обобществленного хозяйства, представления К. Маркса о таком строительстве имели принципиальное значение. А как видел К. Маркс преодоление капиталистического способа производства? На этот вопрос он отвечает в «Капитале» таким образом:
«Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют.
Капиталистический способ присвоения, вытекающий из капиталистического способа производства, а следовательно, и капиталистическая частная собственность, есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде. Но капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание. Это — отрицание отрицания. Оно восстанавливает не частную собственность, а индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры: на основе кооперации и общего владения землей и произведенными самим трудом средствами производства… Там дело заключалось в экспроприации народной массы немногими узурпаторами, здесь народной массе предстоит экспроприировать немногих узурпаторов» [105, с. 772–773] (выделено мной. — С. К.-М.).
Итак, не национализация и не восстановление общины, а индивидуальная собственность — что-то вроде «ваучерной приватизации» по Чубайсу. Затем эти индивидуальные собственники вступают в отношения кооперации с образованием ассоциаций свободных производителей.
Во время дискуссии о политэкономии социализма это положение «Капитала» наверняка вызвало недоумение. Почему надо восстанавливать «индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры»? Почему не строить сразу общенародную собственность на основе общинной культуры и достижений некапиталистической индустриализации? Разве это значит «повернуть назад колесо истории»? Это настолько не вязалось со здравым смыслом и русской культурой, что в комментариях к приведенному положению К. Маркса в канонической книге советской политэкономии цитата Маркса прерывается, а далее своими словами говорится: «На смену капиталистической собственности идет общественная собственность» [156, с. 285]. Советскому официальному обществоведению пришлось радикально подправить К. Маркса, сказав вместо слов «индивидуальная собственность» слова «общественная собственность».