Крах СССР
Шрифт:
Как раз когда в Москве в 1991 г. обсуждался закон о приватизации, в журнале «Форчун» был опубликован большой обзор о японской промышленной политике. Там сказано: «Японцы никогда не бросили бы нечто столь драгоценное, как их промышленная база, на произвол грубых рыночных сил. Чиновники и законодатели защищают промышленность, как наседка цыплят». Японцы поступали разумно, а советская интеллигенция аплодировала тем, кто планировал, уничтожение отечественной промышленности.
В СССР с начала перестройки велась интенсивная кампания по дискредитации советской промышленности в целом, как системы. После 1991 г. была открыто провозглашена программа деиндустриализации— небывалая в истории операция по возвращению научно-промышленной державы в состояние слаборазвитости. Видимо, это решение было навязано
После запуска первого советского спутника влиятельный американский обозреватель У. Липпман написал: «Немногие посвященные в эти дела и способные понимать их говорят, что запуск такого большого спутника означает, что Советы находятся далеко впереди этой страны [США] в развитии ракетной техники. Это их лидерство не может быть объяснено некоей удачной догадкой при изобретении устройства. Напротив, оно свидетельствует о наличии в СССР множества ученых, инженеров, рабочих, а также множества высокоразвитых смежных отраслей промышленности, эффективно управляемых и обильно финансируемых» [98]. Он написал именно о советской науке и промышленности как о великолепной системе, замечательном творении нашей цивилизации. И эту систему уничтожили на наших глазах. В это надо вникнуть.
Сопротивление курсу на ликвидацию плановой системы было подавлено, в том числе и «культурными средствами», т. е. внедрением в сознание мифа об избыточности ресурсов в хозяйстве, которое якобы «работает само на себя». «Шестидесятник» А. Адамович активно вел кампанию по дискредитации советского хозяйства. Он, например, так проклинал промышленность: «Абсурдный процесс производства ради производства. Когда все больше стали выплавляется для строительства машин по выплавке стали, а народу и умыться, нечем. В десять, что ли, раз больше, Юрию Черниченко это лучше знать, выпускается тракторов, комбайнов, а сельскохозяйственную продукцию покупаем» [4, с. 341]. Это, на первый взгляд, — примитивная глупость, но ее принимали с аплодисментами, не вдумывались.
Слишком большая часть интеллигенции приняла и миф, и логику, которые лежали в основе этой программы. Это видно из того, что в пропаганде таких стереотипных мифов, выработанных в идеологических лабораториях перестройки, с энтузиазмом приняли участие интеллектуалы из, казалось бы, разных политических лагерей.
Формула «абсурдной избыточности ресурсов» облекалась в самые разные содержательные оболочки и служила как генетическая матрица вируса, внедряемая в сознание человека уже независимо от той или иной оболочки. В частности, были резко уменьшены все капиталовложения в энергетику, хотя специалисты с отчаянием доказывали, что сокращение подачи энергии и тепла в города Севера и Сибири просто приведет к отъезду «потребителей». Тот факт, что интеллигенция благосклонно приняла программу, в которой почти невозможно было не видеть большой опасности для хозяйства и даже для шкурных интересов каждого обывателя, настолько необычен, что должен был бы сам по себе стать предметом большого исследования.
Более того, широкие круги интеллигенции не просто благосклонно приняли эту программу, но и проявили в ее поддержке непонятную агрессивность и даже ненависть к энергетике. В «Меморандуме в защиту природы» (1988), подписанном видными деятелями науки и культуры, велась атака на уже наполовину выполненную Энергетическую программу СССР, которая выводила СССР на уровень самых развитых стран по энергооснащенности. Вдумайтесь в логику приведенных ранее аргументов, которые выдвигались против программы в упомянутом «Меморандуме»: «Зачем увеличивать производство энергоресурсов, если мы затрачиваем две тонны топлива там, где в странах с высоким уровнем технологии обходятся одной тонной?»
Примем, что экономисты и писатели, рассуждающие об энергетике, не обязаны интересоваться такими скучными вещами, как климат, расстояния, энергозатраты на жизнеобеспечение и на производственные операции. Допустим даже, что наша техносфера действительно расточительна и где-то в мифических «США» энергии тратят меньше, чем в России. Но каким образом из этого можно сделать вывод, что именно нам, живущим в России, а не в этих «США», не следует «увеличивать производство энергоресурсов»?
Даже если авторы этого «Меморандума» считали, что можно в одночасье заменить ту техносферу, что пару сотен лет складывалась в России, на техносферу США, это невозможно было бы сделать без огромных дополнительных затрат энергоресурсов — и на строительство, и на экспорт, чтобы оплатить закупки технологий за рубежом.
Сделаем маленькое отступление для примера частного, но типичного. Что поражало и поражает в «культуре критики» советских и российских интеллектуалов, так это агрессивность формулировок и полное нежелание разобраться в понятиях, параметрах, индикаторах и критериях, необходимых для оценки. Во время перестройки обвиняли экономику СССР, что производится много энергии вместо развития энергосберегающих технологий. После 1991 г. эта критика усилилась. Началась пропаганда большой программы по утеплению жилых домов, построенных в СССР. Там, где удалось получить бюджетные деньги, эти проекты начались— стены обкладывают минеральной ватой. Но публику не интересует, окупятся ли эти меры, хотя порог рассчитан для большинства городов Азии, Европы и Америки — исходя из климата, цены тепловой энергии, материалов и цены банковского кредита.
Вот что пишут специалисты: «Предельное значение единовременных затрат на утепление стены, при которых они окупаются в Москве, составляло в 2000 г. 5,90 долл./м2. В 2007 г. это значение составляло 11,4 долл./м2, т. е. на утепление стен старых зданий до значений сопротивления теплопередаче, соответствующих современным требованиям, можно потратить не более чем П,4 долл./м2, иначе это утеплениене окупится. В то же время, например, для Стокгольма эта величина в 2000 г. составляла 112,4 долл./м2. При цене жестких минераловатных плит 100–150 долл./м3 и при необходимости использования на утепление стены слоя толщиной 0,1 м цена только теплоизоляционного материала составит 10–15 долл./м2. Предельное значение единовременных затрат для Москвы будет превышено, а для условий Стокгольма цена теплоизоляционного материала составит всего 13 % от предельного значения единовременных затрат, т. е. в Москве такое утепление стен никогда не окупится, а в Стокгольме окупится, если цена остальных материалов и работы «уложится» в оставшиеся 87 %» [33].
Вернемся к временам перестройки. Речь в «Меморандуме» шла не о критике Энергетической программы, огонь велся на ее поражение. Замечательна сама фразеология «Меморандума»: «Вся многолетняя деятельность Минэнерго завела наше энергетическое хозяйство в тупик… Большая часть добываемого топлива расходуется на технологические нужды, и прежде всего на выработку электроэнергии. Более трех четвертей производимой в стране электроэнергии используется на производственные нужды в промышленности, сельском хозяйстве и транспорте. Это означает, что энергетические ресурсы в основном используются для производства опять же энергетических ресурсов и сырья с крупномасштабным разрушением природной среды.
Именно этот абсурдный принцип развития нашей энергетики заложен в Энергетической программе СССР и ныне осуществляется. Никто за все это не понес ответственности» [113].
Бессмысленное, шаманское заклинание, что советская система породила «производство ради производства, а не ради человека», здесь приобрело характер безумия — затраты энергии «на производственные нужды в промышленности, сельском хозяйстве и транспорте» считаются бесполезными для человека (и даже почему-то рассматриваются как «опять же производство энергетических ресурсов»), И ведь 13 подписей под документом, из них б докторов разных наук. Но главное, что это было принято на «ура» слишком уж большой частью интеллигенции, в том числе и интеллигенцией Приморского края. И она радовалась отказу от Энергетической программы, закрытию «нерентабельных» шахт и прекращению работ на почти обустроенных новых карьерах для открытой добычи угля и на стройках электростанций, хотя эти шахты и ТЭЦ были единственными источниками тепла и света для квартир физиков и лириков Приморья.