Крах СССР
Шрифт:
СССР в 70–80-е годы XX в. располагал ресурсами, чтобы разработать и произвести хорошие самолеты и ракеты, но не было возможности сделать пылесосы и джинсы не хуже, чем в США. В те годы сложился совокупный научно-технический потенциал Запада и его общий рынок. По масштабам этот потенциал был просто несравним с советским, а нам очень многие западные продукты не продавали и за большие деньги. В то же время номенклатура изделий и материалов, необходимых для самых приоритетных программ, стала столь широкой, что средства, оставляемые на производство ширпотреба, были действительно малы. Наукоемкость всех вещей повысилась скачкообразно, а мощность советской системы рутинной
Та часть хозяйства, которая работала на оборону, не подчинялась критериям экономической эффективности (а по критериям обороноспособности она была весьма эффективной). На этом основании согласиться разрушить такое хозяйство— симптом тяжелого культурного кризиса, даже болезни. Это значит, что в массовом масштабе у людей возникает сладкое чувство безответственности. A.C. Панарин трактует этот большой сдвиг в сознании в терминах психоанализа как «бунт юноши Эдипа», бунт против принципа отцовства, предполагающего ответственность за жизнь семьи и рода [135].
Отрицание плановой системы. После 1987 г. было оказано сильнейшее давление на остатки планирования. Г.Х. Попов, «прораб перестройки» и вечный декан экономического факультета МГУ, верно писал в 1989 г.: «В документах июньского (1987 г.) Пленума ЦК КПСС «Основные положения коренной перестройки управления экономикой» и принятом седьмой сессией Верховного Совета СССР Законе СССР «О государственном предприятии (объединении)» есть слова, которые можно без преувеличения назвать историческими: «Контрольные цифры… не носят директивного характера». В этом положении — один из важнейших узлов перестройки» [145].
Г. Попов понимал, что в законе прописаны исторические слова! Значит, речь идет о чем-то самом важном. План для предприятий перестал быть законом, из системы планового хозяйства вырвали системообразующий стержень.
Начался демонтаж главных отраслей народного хозяйства. Это происходило в 1989–1991 гг. даже при формальном сохранении плановой системы через сокращение или полное прекращение капиталовложений, остановку строительства и ликвидацию госзаказа. Начиная с 1992 г. ликвидация системообразующих отраслей народного хозяйства была возложена на действие «стихийных рыночных сил», которые, однако, точно направлялись посредством подготовленных ранее политических решений правительства на уничтожение самых новых и технологически прогрессивных производств.
Отрицая идею планирования, экономисты сводили дело к якобы неверным техническим решениям (типа «в 70-е годы надо было строить хорошие картофелехранилища, а не ракеты»). Но ведь именно сделанный тогда обществом выбор («устоять в условиях военного быта») и определял приоритеты для планирования: отправлять средства на строительство хранилищ для картофеля или на строительство новой ракеты. Выбор критериев— не техническое решение, он определяется высшими ценностями.
На деле за конкретными «ошибками», которые вспоминали критики советского проекта, кроется отрицание именно критериев высокого уровня. Но это скрывают и вытаскивают «ошибку», которую с ходу непросто оценить. Потом незаметно производится подмена предмета, и ошибочным начинает казаться критерий высшего уровня.
Но допустим, что есть некий интегральный и применимый для обеих систем показатель «эффективности». Но и в этом случае противопоставление «рынка плану» оказывается подлогом. Страны «свободного рынка» всегда имели огромную помощь государства, которая и приводила систему в равновесие, Например, только государство могло обеспечить экономике Запада захват колоний и перекачку оттуда ресурсов. Без них «рынок» (капитализм) вообще не мог бы существовать, о чем и говорит эмпирический анализ школы Броделя. Сказано, что «невидимая рука рынка» беспомощна без «невидимого кулака государства».
Когда в США «рынок» слишком усилился по сравнению с государством, случилась Великая депрессия. Ответом была «кейнсианская революция». Раз революция, значит, речь шла о катастрофе, о принципиальной неэффективности обратных связей рынка. В западной литературе приходится читать выражения типа «сама по себе рыночная система является саморазрушающейся».
Напротив, имеется большой и прозрачный эмпирический опыт, говорящий о том, что нерыночное хозяйство с прямыми связями при отсутствии большого резерва ресурсов извне гораздо эффективнее рыночного. Речь идет, прежде всего, о семейном хозяйстве. Оно устроено не на купле-продаже или прямом обмене, а на кооперации и взаимопомощи. Это типично плановое хозяйство: с бюджетом, безналичным расчетом и условными ценами.
В США были работы, в которых пытались обсчитать хозяйство семьи в рыночных категориях — как если бы члены семьи перешли на отношения купли-продажи с эквивалентным обменом. Оказалось, и об этом говорилось с удивлением, как об открытии, что семья жить бы не смогла — все услуги были столь дороги, что никто их оплатить бы не смог.
Самое странное было в том, что в семейном хозяйстве возникала энтелехия (системное качество) в крупном размере. Сумма оборота была не нулевая, в семье все получали большие деньги как бы из ничего — бесплатный синергический эффект.
Одним из важных аргументов в этих нападках на систему планирования был тезис о якобы избыточном производстве ресурсов как фундаментальном дефекте плановой экономики. Этот тезис вошел, в действительности, в самое ядро всей доктрины подрыва легитимности советского строя и затем подрыва самого хозяйства СССР и оставшихся от него «независимых» республик. Ведь вслед за атаками на какую-то «избыточную» отрасль (производства стали, тракторов, энергии и т. п.) или даже параллельно с этими атаками принимались политические решения по подрыву этих отраслей.
Это совершенно дикое в своей иррациональности стремление уничтожить отечественную промышленность было присуще всей реформаторской элите, она действовала как «партизанский отряд» в тылу врага. В важной перестроечной книге В.А. Найшуль пишет: «Чтобы перейти к использованию современной технологии, необходимо не ускорить этот дефектный научно-технический прогресс, а произвести почти полное замещение технологии по образцам стран Запада и Юго-Восточной Азии. Это возможно достичь только переходом к открытой экономике, в которой основная масса технологий образует короткие цепоч-; ки, замкнутые на внешний рынок. Первым шагом в этом направлении может стать привлечение иностранного капитала для создания инфраструктуры для зарубежного предпринимательства, а затем — сборочных производств, работающих на иностранных комплектующих» [120].