Крах тирана
Шрифт:
– Вот-вот прибудут новые отряды, – сообщил Абаш. – Даже джарцы дали знать, что спешат на помощь.
– А салатавцев с гумбетовцами и койсубулинцами мы сразу направили в Чох, – сообщил Пир-Мухаммад.
– Мы должны выстоять, а тогда и сами за шаха примемся, – сказал Амирасулав.
– Выстоим, – обещал Чупалав. – Неужели мы уступим каким-то разбойникам?
Абаш вспомнил про легкие пушки, взятые трофеями в Аймаки и привезенные в Андалал, которые теперь стояли в Согратле и Чохе.
– Пусть Муртазали возьмет с собой хотя бы половину ядер из тех, что
Появился гонец, он сообщил, что тиндалалцы, багвалалцы, чамалалцы и анкратлинцы уже подходят одни за другими.
– Слава Аллаху! – воскликнул Пир-Мухаммад. – Мы становимся все сильнее.
Амирасулав посоветовал Муртазали:
– Еще возьми с собой хотя бы десяток цунтинцев. Это такие меткие охотники, даже ночью не промахнутся.
– Продержимся еще несколько дней, и у нас появится надежда на победу, – сказал Пир-Мухаммад, положив руку на плечо Муртазали. – Да поможет тебе Аллах, сын мой.
Горцы выстояли еще один день. И снова их ждала страшная ночь, когда уносили убитых и уводили раненых.
Женщины уже выплакали все слезы и молча, проклиная кровожадного шаха, делали тяжелую работу, ненавистную им более всего.
Лекари валились с ног от усталости. При всем своем искусстве они не успевали помочь всем, и многие умирали, так и не дождавшись их помощи.
Когда принесли на бурке израненного, залитого кровью Мирзу Калукского, он был без сознания, но все еще прижимал к себе пробитый стрелой чунгур.
– Его можно спасти? – спросил Пир-Мухаммад лекаря.
– Ручаться не могу, – покачал головой лекарь. – Люди говорят, что хотели увести его после первой раны, после второй, но он дрался и дрался. И получил еще пять ранений, пока не упал.
Пир-Мухаммад осторожно вынул из руки Мирзы изрешеченный чунгур, и тот зазвучал своей единственной уцелевшей струной. Мирза вдруг открыл глаза и прошептал:
– Оставьте. Мне с ним легче.
– Мирза, брат мой, – сказал Пир-Мухаммад. – Ты не можешь умереть.
– Я не умру, пока дагестанцы не уничтожат врага, – слегка улыбнулся Мирза, пересиливая боль. – Положите меня так, чтобы я смог это увидеть.
– Мы сделаем так, как ты сказал, – пообещал Пир-Мухаммад.
Утром Мирзу перенесли на крышу и положили под голову папаху, чтобы он мог видеть то, что происходило в Андалале.
Глава 112
А на рассвете Муртазали со своим отрядом отправился к Чоху. К отряду, выступившему на помощь чохцам, присоединилась и жена Чупалава Аминат. Она была одета в мужскую одежду и вооружена саблей. Все эти страшные дни ее терзали мысли о Чупалаве, о детях, норовивших убежать к Хицибу, и о своих родителях, братьях и сестрах, живших в соседнем Чохе.
Под Чохом палили трофейные пушки, и ядра, которые вез Муртазали, были очень кстати. Кызылбаши не смогли прорваться к самому аулу, и бои шли в теснинах на подступах к Чоху.
Зарбазаны горцев были укреплены на седлах коней, и их легко можно было перебрасывать в наиболее опасные места.
Подойдя к Чоху с другой стороны, вдоль реки, Муртазали сообщил его защитникам о том, что с Турчидага движется новый отряд. О том же сообщили и дозорные чохцев, наблюдавшие за противником с окрестных высот.
На пути приближавшегося отряда было ущелье. Кызылбаши не могли его миновать. Муртазали решил занять позиции над этим ущельем, и чохцы провели его отряд так, чтобы он не был замечен вражескими войсками, воевавшими на подступах к Чоху.
Тем временем Аминат спешила к родному дому. Она давно не была в своем ауле. В нем многое изменилось, и война наложила на него суровый отпечаток. Красивые чохские дома теперь походили на крепости, окна были заложены камнями и превращены в амбразуры. Людей на улицах почти не было. Не оказалось никого и в родительском доме. Соседка не сразу признала в безусом воине Аминат, бывшую некогда ее неразлучной подругой. Поудивлявшись и немного всплакнув, она рассказала, что отец и братья Аминат воюют с проклятыми каджарами, а мать с младшей, еще незамужней дочерью отправилась на женский сход. Чтобы избежать лишних расспросов, Аминат переоделась в найденную в доме женскую одежду и тоже отправилась с подругой на сход.
Женщины собрались у общественной пекарни, куда каждая приносила тесто, чтобы испечь побольше хлеба для воинов. Но расходиться никто не спешил.
Хлеб отправляли в корзинах на осликах, которых уводили мальчишки.
Обычно тут обсуждались разные новости. Теперь новость была одна – обрушившаяся на Андалал беда, грозившая их семьям, аулу и всему Дагестану. Как и женщины других андалалских аулов, чохинки старались помочь своим мужьям, отцам, братьям и сыновьям.
Когда мать увидела Аминат, едва не выронила таз с тестом. От удивления она не знала, что сказать, и сказала первое, что слетело с языка:
– Что это ты на себя надела? Что про нас люди скажут? – Она забыла, что на всякий случай хорошенько припрятала лучшие вещи, потому что слышала, какие каджары грабители.
– Мама! – бросилась ей на шею Аминат. – Забудь про одежду. Я тебе потом все объясню.
– Золотце мое! – будто очнулась мать, прижимая к себе любимую дочь.
– Аминат! – радостно теребила ее за руку младшая сестра.
– Так это Аминат? – удивлялись женщины. – Которая в Согратле замужем?
– Жена Чупалава!
– Говорят, Чупалав впереди всех бьется с каджарами.
– Ну, он-то свернет шею этому выродку, который детей лошадьми топчет.
– Да покарает его Аллах!
– Чтоб его кости сгнили!
– Чтобы шайтаны его унесли!
– А это правда, что он взял в свой гарем какую-то согратлинку, а она от него убежала?
– Она в плен к ним попала, – объясняла Аминат, целуя и прижимая к себе сестру. – Она в Джаре жила со своим отцом – оружейником, а каджары пришли туда с войной. А потом в нее влюбился Надир-шах и забрал в свой гарем. Жениться хотел.