Крах тирана
Шрифт:
Над Согратлинской башней поднималось то одно, то другое знамя, которыми Абаш подавал сигналы, когда Амирасулав считал необходимым ввести в дело запасные отряды андалалцев. Эти неожиданные удары наносили войскам шаха ощутимый урон, не позволяя им взять инициативу в ходе битвы в свои руки и срывая их маневры.
И все же шахские полчища медленно, но неотвратимо продвигались вперед.
Надир-шах, мрачно наблюдавший за битвой, подозвал к себе Сурхай-хана. Хан был взволнован происходящим и не мог скрыть гордости за мужество и стойкость горцев, среди
Шах указал саблей в сторону Хициба, где его войска начали одолевать горцев, и спросил:
– Скажи-ка, хан, что это за мыши лезут на моих котов?
– До сих пор мне казалось, что это наши волки рвут твоих овец, – ответил Сурхай-хан.
– Напрасные надежды, – самоуверенно расплылся в улыбке шах. – Нет на свете такой силы, что может устоять против моего войска.
– Мы их тесним, повелитель! – сообщил визирь, следивший за битвой в подзорную трубу.
– Ты, видно, ослеп, Сурхай-хан, – глумился Надир-шах, – если не видишь, что от этих горцев скоро ничего не останется.
– Не торопись, Надир-шах, – ответил Сурхай-хан. – Все еще впереди.
– Посмотри сам! – Надир вырвал у визиря подзорную трубу и протянул ее Сурхай-хану. – Эти мыши прячутся по норам, но мои коты достанут их и оттуда. Они сильно проголодались и славно попируют сегодня.
– Если горцы отходят, то лишь для того, чтобы снова напасть, – стоял на своем Сурхай-хан, возвращая трубу визирю. – Ты еще не узнал дагестанцев по-настоящему.
Будто подтверждая слова Сурхай-хана, над башней взвилось знамя Ахмад-хана Мехтулинского, и из лесу во фланг каджарам ударила крепкая дружина, на счету которой была победа над Лютф-Али-ханом. Удар был такой силы, что движение шахских войск расстроилось, отступавшие горцы снова бросились на вражеский авангард, и опять закипела жестокая битва.
Затем над башней взметнулось еще одно знамя, и еще один отряд горцев с пиками наперевес бросился на каджаров с другой стороны.
– Там что-то не так, – осторожно сообщил шаху визирь.
Надир навел трубу и увидел, что его непобедимое войско остановилось, пришло в беспорядок и даже начало пятиться назад, сминая свои тылы.
Надир решил было пропустить горцев вперед, дав им вклиниться в гущу сарбазов, чтобы затем окружить и уничтожить, но местность не позволяла это сделать. К тому же шаху-мирозавоевателю не подобало применять старые уловки, он желал явить горцам свою несокрушимую силу.
– На каждую сотню горцев у меня найдется тысяча пехлеванов! – грозил Надир. – Посмотрим, чья возьмет.
Битва становилась все яростнее. Оправившись от сильного натиска, каджары снова перешли в наступление и опять были остановлены.
Вдруг совсем рядом засвистели пули, и несколько человек из свиты шаха упали замертво.
– Что это?! – озирался шах. – Кто посмел?!
Никто не понимал, что происходит, и вокруг началась суматоха. Только опытные телохранители шаха мгновенно сомкнули вокруг него кольцо и прикрылись щитами.
– Горцы! – испуганно закричал визирь.
Подобравшись незамеченным,
После кровопролитной схватки нападавшие были оттеснены и скрылись в лесу. Но шаха это не успокоило. Надир понял, что оставаться здесь небезопасно, и решил вернуться в свою ставку на Турчидаге.
Горцы, однако, не хотели уходить ни с чем. Вскоре они напали на лагерь противника под Мегебом и полностью разгромили отряд сарбазов, отдыхавший там после схваток с горцами на Хицибе. Брошенные против них части опоздали – горцы исчезли в заросших лесом расщелинах.
Битва в Хицибе прекратилась лишь к вечеру, когда горы убитых выросли до таких размеров, что противники уже не видели друг друга, а оружие пришло в негодность.
Глава 108
Всю ночь разбирали раненых и убитых. Шах приказал расчистить место для новой битвы. Взбешенный тем, что не смог прорвать оборону горцев, он приказал добивать раненых, которые не могли идти сами, а мертвых сбрасывать с кручи.
– Ночью не хоронят, – искал себе оправдания Надир. – А те, кто не может воевать, мне не нужны.
Но многие воины тайно ослушались приказа шаха. Они сносили убитых в найденную неподалеку пещеру, там же оставляли и тяжелораненных. Но пещера скоро наполнилась, и остальные стали жертвой бесчеловечного приказа.
Андалалские женщины и дети, несмотря на опасность, забирали всех – и убитых, и раненых. Оставить их на поле боя было бы несмываемым позором. Но многие раненые отказывались уходить, затыкая раны лоскутами своей одежды. Остававшимся на поле боя приносили еду и воду, пули и порох, чинили их доспехи и точили сабли. Воины, не успев поесть, засыпали от усталости, опершись о деревья, камни или друг о друга.
Чупалав обходил войско и только теперь увидел, сколько людей стало жертвами первого дня боев. Он узнавал своих друзей, раненых и убитых, но не узнавал лица их родных, искаженных тяжелым горем. Он не сразу узнал даже свою Аминат, которой дети помогали вести тяжело раненного брата, приезжавшего навестить их, да так и оставшегося в Согратле, когда Надир-шах напал на Андалал.
– Как он? – спросил Чупалав.
– Плохо, – едва слышно отозвалась Аминат.
– Можно, и мы будем убивать врагов? – просили сыновья.
– Давайте убьем самого Надир-шаха!
– А когда вы победите?
– Скоро, – пообещал Чупалав, гладя головы сыновей. – И шаха убьем, и остальных прогоним. А вы бы лучше сидели дома.
– А чего там делать? – важно заявил Пир. – Мы камни собираем, чтобы на врагов кидать. И все ребята собирают.
– И стрелы, которые мимо пролетели, – добавил Мухаммад.
– Дома могут сидеть только женщины, – важно добавил Сагит. – А мы же мужчины.
– Конечно, – улыбался Чупалав. – Только будьте поосторожнее.