Крах

Шевцов Иван Михайлович

— Дорогой мой, ты в порядке? Ничего не случилось?

Ее вопрос удивил Евгения: откуда слух? И он, сделав недоуменный вид, ответил вопросом:

— А что должно случиться?

— Дело в том, что час тому назад позвонил какой-то тип и гнусавым голосом попросил к телефону тебя. Наташа сказала, что тебя нет и передала трубку мне. Я попросила его представиться. В ответ он прогнусавил: «Передай своему Соколу, что это только начало. А закончит он ощипанным петухом». И бросил трубку.

На людях Любочка обращалась к Евгению на «вы» и не афишировала интимность их отношений. Она не скрывала своего волнения и продолжала сверлить Евгения цепким взглядом, не веря его хладнокровию. За два года интимных отношений она хорошо его изучила, знала его силу и слабость, плюсы и минусы. Любочка была у Евгения первой и единственной любовницей, сумевшей своими искусными до изощренности сексуальными способностями приворожить

его всерьез и надолго. Нельзя сказать, что она была единственной, с кем Евгений изменял свой жене. Были у него и до нее легкие, «одноразовые» флирты, которые угасали так же легко, как и вспыхивали, и Евгений думал, что так будет и с Любочкой, когда однажды, проводив гостей поздним вечером, он попросил ее задержаться в офисе под предлогом убрать посуду. Любочкины чары основательно вскружили голову молодого банкира, так что вскоре на юную страстную любовницу посыпался град подарков, в числе которых была и однокомнатная квартира. И если Таня не была посвящена в служебные дела Евгения Соколова, то от Любочки у банкира не было секретов. Анонимная угроза превратить Сокола в общипанного петуха всерьез встревожила Любу Андрееву, создавала опасность далеко задуманным ею планам. Евгений с безмятежным хладнокровием выслушал сообщение об анонимном звонке, жестом руки пригласил Любочку сесть и сам сел в кресло за письменный стол. И начал перебирать положенные секретарем утренние газеты: «Коммерсант», «Известия» и «Московский комсомолец». Не отрывая взгляда от газет, спросил:

— Чему сегодня учит нас «Комсомолец»?

— Как пользоваться презервативом. Но мы и без них знаем, — ответила Любочка, не сводя с Евгения вопросительного взгляда. Она догадывалась, что он должен сообщить что-то важное, связанное с анонимным звонком, но почему-то преднамеренно тянет, словно хочет показать, что его это вовсе не беспокоит. А Евгений тем временем начал звонить по телефону Яровому.

— Анатолий Натанович, добрый день. Как вы вчера добрались? Нормально? А мы не совсем, с маленьким ЧП. Меня, то есть, нас, машину нашу, обстреляли. На ходу. Две пробоины. Никого не задело. Сегодня заявил. Да, слушаю, Анатолий Натанович… В субботу? У меня?.. Хорошо, будем рады вас видеть. — Положив трубку, он пояснил Любочке: — Яровой напросился в гости. Татьяна ему приглянулась, старому коту.

Но Любочке сейчас было не до жены Евгения и Ярового — ее встревожили выстрелы.

— Женя, любимый, я не понимаю тебя, — заговорила она ласковым обеспокоенным голосом: — Тебя чуть не убили, а ты так беспечен, будто ничего не случилось. Так, пустячок, две пули, «маленькое ЧП».

— Родная, ничего неожиданного не произошло, все в порядке вещей. Ты же знаешь разгул преступности, рэкетиры и прочая мразь… Перед серьезными проблемами эти выстрелы — сущий пустяк. — Пугают. Разве только меня одного? Всех предпринимателей пугают, вымогают, грабят. Смириться с этим нельзя, но привыкнуть можно и нужно. Я сейчас был в милиции, заявил. А толку что?

— Но, Женечка, это ж покушение, террор. И судя по анонимному звонку, ты должен догадываться, кто это сделал. Милиция спросила тебя, кого подозреваешь?

— Нужны доказательства, а не подозрения. А доказательств у меня нет. Да и для милиции это мелочь. Не убили, ну и слава Богу. Давай об этом больше не говорить и не думать. Есть дела поважней. Договорились?.. — Он ласково улыбнулся ей, как улыбаются, уговаривая капризного ребенка.

Любочку он не стал убеждать, что стреляли возможно и не в него, приняв его за кого-то другого. Из его слов она поняла, что появились какие-то новые, более важные проблемы, чем эти выстрелы, ими-то и озабочен Евгений. Но расспрашивать не стала, знала, что сам расскажет в подходящее время. Поинтересовалась, как прошел вчерашний банкет, как на нем выглядела Таня, которую он впервые вывез в «высший свет» «новых русских».

— Татьяна произвела впечатление, — как будто даже с гордостью ответил Евгений. — Мужики клали глаз. Особенно Яровой.

— И ты решил не упустить случая? — В тоне ее прозвучали язвительные нотки. — Пригласил в гости.

— Сам, нахал, напросился. Там, на банкете. А сейчас напомнил и даже день назначил, наглец.

— А чего церемониться? Аппетиты у него о-го-го! Не мешай ему — пусть позабавится. Не убудет.

— А ты не будь циничной, — деланно возмутился Евгений. — Татьяна не из тех… что б ты знала. Она порядочная женщина и гордости ей не занимать.

— Ладно, ладно — не заводись. Лучше скажи, как сегодня? Приедешь?.. — И умиленно, зазывающе уставилась на него.

— Приду. Там все обсудим. Только давай пораньше: не хотелось бы домой возвращаться в полночь. Идет?

Она восторженно закивала головой в знак согласия.

Задолго до окончания рабочего дня Любочка предупредила секретаршу, что она уходит выполнять поручение

шефа и сегодня уже не вернется в офис. Наташа с тайной ревностью сверкнула по Любочке скользящим взглядом и вполголоса молвила «хорошо». Соколов, будучи сам высоким и стройным мужчиной, отдавал предпочтение рослым и стройным, длинноногим девушкам, эталоном которым служила Люба Андреева. Такой же высокой, с крепкими, обнаженными чрезмерно укороченной белой юбкой бедрами, склонная к полноте была секретарша Наташа. — молоденькая, с лицом ребенка девица, бросившая ради карьеры третий курс института, которому задолжала длинный хвост несданных зачетов. Наташа без особых колебаний приняла предложение Евгения работать в «Пресс-банке», соблазнившись приличным окладом и тайной надеждой на интимную связь с очаровавшим ее банкиром. Интимная связь состоялась, но была очень непродолжительной, поскольку вскоре появилась в офисе Соколова новая сотрудница с дипломом престижного вуза Любовь Андреева. Тайные иллюзии Наташи лопнули, как надувной детский шар. Соперница оказалась более удачливой, и на долю Наташи осталась лишь неумолимая ревность да глухая, еле теплящаяся надежда: авось надоест ему эта самоуверенная, хваткая особа, и он вернется к своей «малышке» — так Евгений называл Наташу в дни их пылкой страсти. Наташа догадывалась, какое поручение шефа отправилась выполнять референт-переводчик. К свиданию у себя на квартире Любочка всегда готовилась основательно — Евгений избегал с ней встреч в ресторанах: не хотел «засвечиваться». На рестораны Любочка не претендовала, она чутко улавливала желания своего шефа, никогда им не перечила и всегда старалась угождать. Она знала, что Евгения вполне устраивает ее «гнездышко», обставленное пока еще скромно, с минимальным набором необходимых для нормального обитания вещей, среди которых главенствовала широкая двуспальная кровать импортного производства. «Гнездышко» это Любовь Андреева считала временным, в перспективе ей виделась роскошная вилла где-нибудь в дальнем зарубежье на берегу теплого моря. Это были сладкие грезы молодой расчетливой женщины, верившей в свою фортуну, в то, что всё сбудется, как задумано.

Уходя из офиса, Евгений позвонил жене и тоном глубокого сожаления предупредил ее, что он сегодня вынужден будет задержаться часов до одиннадцати, пояснив на всякий случай «в связи со вчерашней историей». Нет, он не обманывал жену, просто он часто пользовался «святой ложью», злоупотреблял «ложью во спасение» и ничего предосудительного в этом не находил. После разговора с Таней он позвонил Любочке и сказал только одно слово: «Выезжаю!»

Дверь Евгений открыл своим ключом, и уже в прихожей Любочка в легком халатике, надетом на совершенно голое тело, густо благоухая дорогими духами, бросилась в его объятия, осыпав жаркими поцелуями, на которые она была неистощимая и неподражаемая искусница. Пестрый, с большими розовыми цветами халатик плотно обтягивал ее упругие плечи и одновременно обнажал кофейно-загорелые тугие груди и ляжки. Все ее тело излучало обжигающий огонь, в который любил бросаться Евгений с беззаветной опрометчивостью.

Магнитофон исторгал истерическую какафонию, которую денно и нощно выплескивает на зрителей телеэкран, афишируя, как стада обезумевших двуногих баранов в психическом экстазе приветствуют безголосого козла, выкрикивающего в микрофон какие-то невнятные, режущие слух звуки. Любочка принадлежала к этому стаду, ей нравилась такая чертовщина. Постепенно и незаметно для себя под ее влияние попал и Евгений, и этот патологический визг уже не раздражал его, как прежде.

Посреди комнаты, между двумя мягкими креслами, обтянутыми черной кожей, стоял круглый журнальный столик, сервированный холодными деликатесами, увенчанными бутылкой шампанского (для Евгения) и «Амаретти» (для Любы).

— Я только что приняла душ, теперь твоя очередь, — как всегда деликатно напомнила Любочка и проводила Евгения в ванную.

Из ванной Евгений вышел распаренный, розовый, ядреный. Упругое, мускулистое, упитанное тело прикрывали васильковые плавки и небрежно наброшенная на плечи незастегнутая рубашка. Он сел за стол, наполнил хрустальные фужеры, и Любочка, держа и одной руке свое «Амаретти», а другой игриво прикрывая халатиком кокетливо выглядывающую грудь, встала и с напыщенной торжественностью произнесла тост:

— Дорогой мой Женечка, родной, любимый, обожаемый. Я хочу выпить, поблагодарить судьбу за то, что она отвела от тебя эти ужасные бандитские пули. — Не садясь, с молодецкой удалью она выпила до дна, поставила пустой фужер и, подойдя к Евгению сзади, охватила обеими руками его голову, крепко впилась в его губы и вонзила свой проворный язык в полость его рта.

На второй тост не хватило терпения: распахнутая постель зазывно влекла, и у них не было желания противиться этому зову. В постели она почувствовала его недостаточную активность или неприсущую ему пассивность, спросила: