Краковский замок
Шрифт:
— Не нужно ли разведать, распорядиться…
— Ничего, ничего! Помнишь в Казимирже: иду один, бежит целый эскадрон и забежал в сарай — я запираю двери, кричу: пардон\ А это были лучшие уланы Сабы! Помнишь в Замостье…
— Помню, что Суворов непобедим!
— Ну, боже тебя благослови! — Суворов перекрестил офицера, подошел к маленькому шкафчику, вынул бутылочку, маленькую рюмку, налил, выпил и сел писать.
Через два часа все было готово: войска стояли под ружьем; подводы, лошади были исправлены; на четыре дороги поскакали передовые, ибо Суворов никому не сказывал, по которой дороге пойдут войска.
Немедленно к войскам явился сам Суворов. Он был в полном мундире, лентах, звездах, крестах. Вокруг него собрались офицеры. Он подошел к рядам солдат, поздоровался и сказал, смотря на ряды:
— Каблуки сомкнуты, подколенки стянуты, солдат стоит стрелкою, четвертого вижу, пятого не вижу! Браво!
Видимый восторг оживлял солдат. Вид Суворова был прост, добр, ласков. Он пошел по рядам, называл по именам многих, наконец, громко воскликнул:
— Умирай за дом богородицы, дети! За матушку-царицу, за пресветлейший дом. — Слезы блеснули в глазах его… — Церковь бога молит… а кто остался жив, тому честь и слава!
— Отец командир! вели, батюшка наш! Рады стараться! — кричали солдаты.
Стоя в кругу своих офицеров, громко начал говорить Суворов:
— В приказе есть, кто остается; я — иду сам. Слушать! Артиллерия полверсты вперед, спускам не мешает; гуляй, играй, пой песни, бей в барабан. Десяток верст отломал — первый взвод снимай, вещи, ложись; за ним второй взвод, и так взвод за взводом, первые задних не жди. Отдых три четверти часа, полчаса, четверть часа, чтобы ребята к кашам поспевали… Ура! вперед! Я теперь ваш, не генерал, не генерал, солдат, солдат! — Он побежал в свою квартиру, войска двинулись; через четверть часа Суворов, в куртке, в дедовской шинели, скакал перед ними. С прямого пути повернули в сторону, перешли на другую дорогу, потом на третью; по всем четырем дорогам шли авангарды.
— Этот Шуази бесов сын! — сказал воевода, сидя в своих краковских палатах, окруженный толпою польских панов, французских офицеров и рабов. — Выпьем за его здоровье! Где теперь он?
— Он проводил панью воеводшу до первой расстани, а теперь в замке.
— Придумать все это дело, пройти ночью в замок, захватить русских, смять, прогнать…
— Не велик подвиг, — отвечал один старый пан, заглаживая ус свой, — прокрасться в замок, испугать, застать сонных и потом пугнуть сонных из города. Но мы что сделаем теперь — вот удивится целый мир! Мы загарцуем, завоюем — войска пойдут отвсюду… но, воевода, пора за дело! Вот уже третий день мы пируем взятие Кракова и спорим. Дело, правда, важное, и по вольности нашего не позволял решить его трудно; однако ж мы ничего еще и не решили.
— Дай подумать. Медленность есть премудрость. Суворов, наверное, испугался, в Варшаве испугались…
— А ты зачем отпустил папью воеводшу? Испугался?
— Нет! Но тут засвистят пули, загремят сабли, панья моя трусит, и Шуази вразумил меня, что ей надобно уехать в дальние поместья. Завтра провозгласим новую конфедерацию, поставим знамена, закричим: "Да здравствует Польша!" и пойдем сперва на Суворова, разобьем его, а там и на Варшаву…
Мудрые распоряжения воеводы всем понравились. Началась новая попойка, как вдруг неожиданный шум по улицам и смятение в городе встревожили пирующих: "Русские!" — вскричал молодой пан, вбежавши в залу. "Суворов!" — закричал другой, бежавший за ним.
— Русские, Суворов] — заревело пятьдесят голосов.
— Вздор! Откуда? — кричали другие.
— Вчера он пустился с места, а сегодня в пяти верстах от Кракова, пробрался околицами, где никто и не ждал его. Он окружил нас, он требует к себе всех панов; из замка сделана была вылазка, но передовые отряды русских ударили в штыки и отбили. Слышите барабанный бой: русские в городе!
— А ты, пан воевода, затевал конфедерацию! — вскричал с сердцем один собеседник. Пан воевода повесил голову и не знал, что сказать.
"Скорее до дому!" — "В замок, за сабли!" — "К Суворову скорее!" — "Польша восторжествует!" — "Убирайся с Польшею!"… Таковы были разнообразные голоса собеседников, и через минуту все разбежалось, кто куда успел; многие забыли свои сабли, шапки. С одной стороны входили в Краков русские солдаты; с другой бежали из Кракова съехавшиеся поляки и французы, тут бывшие; народ бежал толпами смотреть на русских. Между тем в Краковском замке все ворота были заперты. Никто не знал, где Шуази и Виомениль, кто заперся в замке, много ли там защитников. Суворов не велел трогать никого, не велел никого удерживать, кто бежит из города. Через несколько часов Краков был занят русскими спокойно, и никаких следов минувшего события не было, кроме польских знамен, развевавшихся на замке Краковском, и запертых ворот Краковского замка.
Кто же там заперся? Как это сделалось? Суворов строго разыскивал, расспрашивал и узнал все подробности. Несмотря на всеобщее падение конфедераций, искры все еще таились под пеплом, и Виомениль, заступивший место Дюмурье, тайно подкреплял, ободрял всех. Поляки требовали решительного поступка, который обнадежил бы их. Простота и любовь коменданта давали средства скрывать заговоры и сноситься с жившими в замке Краковском. Нечаянное открытие Понинского, у которого был ключ к заговору, заставило поспешить исполнением. В то время, как русские пировали у воеводы, смелый Шуази захватил замок; гарнизон сдался; коменданта захватили на пиру; испуганные войска, в беспорядке квартировавшие в городе, удалились с замешательством. Но, овладев городом и замком, паны гуляли, пили, спорили; другие собирались, хвастали; третьи хотели посмотреть: не было ни денег, ни войск, а на третий день Суворов был уже близ Кракова, и — все бежало, рассеивалось, трепетало или спешило бить челом неизбежному вождю русских. Только одного не могли изъяснить Суворову: как пробрались французы в замок? Он объехал замок кругом, смотрел внимательно, остановился против одной башни, долго глядел и, наконец, сказал смеясь: "Удальцы, удальцы! плуты, помилуй бог! плуты!.." Суворов угадал тайну взятия замка.
Немедленно потребовал он сдачи замка. Парламентера не пустили в замок. Началась перестрелка. Артиллерии не было у русских; Суворов не думал долго: он велел готовиться на приступ. Войска приготовились, забили в барабаны и с криком: ура! устремились к замку. Тотчас выставлено было на стене белое знамя. Тогда начались переговоры; гарнизон требовал свободного отпуска, обещая разойтись и не сражаться с русскими. Суворов обещал, и вот — тяжелые ворота древнего обиталища королей польских растворились. В виду Суворова и выстроившихся в ряды воинов русских, вышел русский комендант замка, с бывшим своим гарнизоном; все безоружные. "Бабы!" — закричал Суворов, не позволил приблизиться к себе и велел им идти в лагерь под Краковом, где готов уже был военный суд.
Раздался барабанный бой. Шел Шуази и с ним Виомениль, горделиво, смело, с знаменами, а за ними — человек пятьдесят французов и поляков вооруженных. Потом толпа безоружных: ксендзов, панов, жителей Кракова, убежавших в замок.
— Стой! — закричал Суворов, и небольшой отряд Виомениля остановился. Шуази подошел к Суворову.
— Договора не изменяю, — сказал Суворов, — но есть ошибка.
— Какая, генерал? — спросил Шуази.
— Не в те ворота идете, полковник, извольте воротиться назад!