Крамнэгел
Шрифт:
— Министр внутренних дел, — доверительно сообщил он своим сообщникам, прикрыв трубку рукой. В предвкушении разговора с министром вернулись к нему и энергия, и невинное выражение лица, и игривость.
— Доброе утро, сэр, — сказал он в трубку. — Да, для этого времени года — безусловно… — Он помрачнел. — О, вы имеете в виду специальный выпуск вечерних газет, не так ли? Нет, я никак не мог, я всего лишь несколько минут назад услышал об этом сам… О да, я думаю, нет никакого сомнения в том, что он будет пойман… Это верно, да, в самом деле, он никогда не проявлял прыти, которой можно было бы ожидать от человека в его положении… нет… — Сэр Невилл снова замолк, внимательно и сосредоточенно слушая голос в трубке, затем глаза его загорелись боевым огнем. Наконец он заговорил четко и ехидно: — У меня сложилось впечатление, уважаемый министр, что я выполнял ваши указания. Не только
— Зачем вы зашли так далеко? — спросил Пьютри.
— Не так уж далеко я зашел, — ответил сэр Невилл. — Я всего лишь ускорил свою отставку.
— Напротив. Вы для Белпера гораздо опаснее вне министерства, чем внутри его. Свобода вам заказана, если случится какая-нибудь неприятность, — сказал Билл.
— Какая может случиться неприятность? — спросил сэр Невилл. — Теперь Крамнэгел уже на пути к своим, и дай им всем бог здоровья.
— Мусор благополучно заметен под ковер, — мягко заметил Билл. — Его не видно, но это вовсе не значит, что мусор исчез навсегда. Спросите у миссис Шекспир.
15
Путешествие на борту «Агнес Ставромихалис» не было особенно примечательным с точки зрения морских приключений, поскольку царившая на корабле атмосфера скорее заставляла вспомнить сырые чердаки Достоевского, чем капитанские мостики Джозефа Конрада или паруса Мелвилла. Если бы ржавый корпус судна не раскачивался, отчего Крамнэгела все время тошнило, он и не заметил бы, что находится в море. Еще хуже было то, что любой встречный корабль двигался, казалось, с безмятежной грацией лебедя, в то время как гордость Либерии задыхалась, вздрагивала, изрыгала клубы черного дыма, исчерчивающие небо подобно изломанным
— Надеюсь, вы очень горды собой! — завопил он. Все, как один, кивнули, давая понять, что так оно и есть.
— Они не говорят по-английски, — объяснил капитан.
— Слушайте, а что доставили на борт те чернявые ребята в лодке? — спросил Крамнэгел.
— Я помогаю всем, а не только беглым каторжникам, — последовал любезный ответ.
— Опиум, да? Или героин?
— Можете вернуть свои деньги за проезд и даже еще заработать, если пронесете часть этого добра.
— Через что пронесу?
— Через американскую таможню.
Крамнэгел глубоко вздохнул. Все восстало в нем, все его моральные принципы возмутились, душа бурлила, как кипящий котел. Он даже почувствовал, как горят щеки от благородного негодования.
— Сколько? — Он услышал, как задрожал его голос на слове, глубоко противном душе.
— Потом поговорим.
На второй день путешествия Али Бен Ибрагим пырнул ножом Сервеса, матроса с Мальдивских островов. Мотивы ссоры остались неясными, поскольку языка друг друга оба не знали, но матросы восточного происхождения были убеждены, что Али Бен Ибрагим в своей жертве заподозрил еврея. Али Бен Ибрагима пришлось заковать в кандалы, Крамнэгел оказался единственным человеком на борту, который был способен с этим справиться.
— Я уже начинаю спрашивать себя, что бы мы делали без вас, — рассмеялся капитан во время второго несъедобного ужина.
— Как вы, черт возьми, можете есть это дерьмо?
— Уж не умеете ли вы стряпать, а?
— Лучше во всяком случае, чем ваш кок.
— Может, возьметесь за камбуз? Тогда этого припадочного китаёзу можно будет вышвырнуть за борт.
— Вы что, серьезно?
— Да. Их ведь почти восемьсот миллионов, его никто и не хватится.
Крамнэгел хмыкнул.
— Не нравятся мне ваши шутки.
— Это еще почему? Вы что, никогда не убивали?
— Убивал, конечно. Слушайте, я убил двоих, а может, и больше, но хвастаться тут нечем. Это, позвольте вам сообщить, дело нехитрое. Куда более нехитрое, чем оставить им жизнь.
— Мне нравится ваш подход к делу, — сказал капитан. — Вы, оказывается, вовсе не такая скотина, как кажетесь.
— Чем вы занимаетесь? — неожиданно спросил Крамнэгел. — Такой человек, как вы, мог бы заработать кучу денег в районе борделей любого городишка средней руки. Зачем наживать себе язву, служа капитаном на вонючей консервной банке?
Капитан задумчиво улыбнулся.
— Здесь я хозяин. А в городе? Компромиссы, компромиссы, проценты, взятки, грязь, грязь. И вечно все надо помнить. Кто сколько получает. Да кому это все нужно? А потом — итальянцы. Сицилийцы. Куда ни плюнь. Все только для своих. Это же просто безнравственно — своя лавочка для дядей, тетей, кузенов, братьев. В море все по-другому. — Он усмехнулся торжествующе и высокомерно. — Пусть только какой-нибудь сицилиец сунет сюда свою грязную рожу. Здесь монополия для греков. Сюда я могу пустить дядей и тетей и пустил бы, если бы им доверял. К сожалению, они тоже греки.
— Мэр нашего города, он тоже грек.
— Да? Молодец парень, молодец. А чем вы занимаетесь? Чем зарабатываете себе на жизнь? Просто удивительно, что вас с такой силищей не взяли в полицию.
Крамнэгел почувствовал, что его так и распирает от сознания своей силы и власти, но тут же обретенное вновь умение быть двуличным взяло верх.
— Да я и мертвый бы к этим свиньям не пошел, — прочувствованно произнес он.
— Вот это мне по душе. — Капитан прищурил глаза, как бы оценивая и взвешивая личность собеседника. — А знаете, мы бы с вами могли войти в весьма долгосрочные отношения.
— Какие же?
— Я перевожу наркотики. А вы будете проносить их через таможню и распространять.
— Доход пополам?
Капитан от души расхохотался.
— Что у вас на уме? — спросил Крамнэгел.
— В конце концов, это ведь мое дело, — ответил капитан. — И я принимаю вас в него.
— Принимаете за сколько?
— Беру вас на десять процентов с выручки.
— Десять процентов выручки за девяносто процентов риска? Идите вы…