Крамола. Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе 1953-1982 гг.
Шрифт:
Я испугался, что папа ударит маму. Он сел на лавку в прихожей, стал стягивать с ног ботинки.
– Давно бы так, – сказала мама. – А то устраиваешь непонятно что при детях. Тебе что, вообще на них наплевать? Ты не понимаешь, как ты их травмируешь такими вот концертами?
Папа пошел в спальню, на ходу пытаясь снять рубашку. Мама подошла к нему, помогла, выключила свет. Горела только настольная лампа. Мне осталось решить одно последнее уравнение.
За окном шел снег. Мы работали
Прозвенел звонок – начался перерыв между «трудами».
– Погнали в снежки! – крикнул Кузьменок.
Дверь на улицу была напротив мастерской. Кузьменок открыл ее и выскочил на снег, за ним – все остальные: как были, в тапках и черных фартуках поверх пиджаков. Все начали лепить снежки и кидать друг в друга.
Владилен выглянул из дверей.
– Дальше отойдите! – крикнул он. – Чтобы в окна не попасть! Не дай бог, разобьете – сами будете стеклить. Что, неясно?
Мы столпились вокруг стола Владилена со своими ключами. Только Кириллов еще стоял за верстаком и водил по ключу напильником.
– Кириллов! – крикнул Владилен. – Быстро закругляйся. Все тебя ждут.
Кириллов отжал тиски, вынул ключ. Все посмотрели на него и заржали. Ключ был кривой, как чертеж от руки.
– Ну, Кира, тебе «два» обеспечено, – сказал Кузьменок.
– Какое там «два»? «Кол». – Стрельченко выхватил ключ у Кириллова. – Можешь сразу его выкинуть в мусорку.
– Отдай ему ключ, – сказал Владилен. – Здесь я решаю, что кому ставить. Быстро отдай ему ключ.
Кириллов забрал ключ у Стрельченко. Владилен поманил его пальцем, взял ключ, подержал в толстых пальцах со шрамами.
– И что это такое, по-твоему? Ключ? Если ты следующий раз не доделаешь его по-человечески, я тебе «единицу» поставлю.
Он взял ручку и вывел в засаленном журнале «тройку с минусом». Минус был длиной почти сантиметр.
Я повесил пакет с тапками и куртку на вешалку, взял номерок – сто девяносто девять. С таким номером хорошо сыграть с кем-нибудь на щелбаны, но сейчас уже никто не играет, надоело. Играли в том году, когда в гардеробе только поставили новые вешалки с номерками. Первое время в гардероб никого не пускали, а номерки выдавали дежурные классы.
Техничка Семеновна водила шваброй по плиткам пола. Рядом стояло ведро с водой. В ведре плавал мусор. У дверей на лестницу стояла толпа. На второй и третий этажи до первого звонка не пускали.
На углу лавки сидел Кузьменок. Он сказал:
– Привет.
Я кивнул.
Кузьменок открыл дипломат, вынул свою тетрадь в клетку – он всегда в ней рисовал на уроках.
– Смотри, Разов, какого я солдата нарисовал. Нормальный солдат, да?
Он
Я сказал:
– Да, нормальный.
– А этот как – нормальный?
– Ага.
– А какого бы ты выбрал – этого или этого?
– Этого.
– Смотри, вон тот пацан ограбил буфет. – Кузьменок показал на Щукина из десятого «А». Я знал про этот случай – Наташа рассказала. Месяц назад, в воскресенье Щукин и Горшков из его класса выломали дверь буфета и забрали деньги – двадцать пять рублей и сорок шесть копеек. Но их сразу поймала буфетчица Лиля Петровна – она случайно зашла в школу в выходной. Дело потом замяли, потому что папаша Щукина – председатель профкома на регенератном заводе, а завод – наши шефы.
Прозвенел звонок. Дежурные пацаны из седьмого «Б» открыли дверь на этажи. Толпа рванула вверх.
– Ну-ка шагом, не бегом! – орала Софья Эдуардовна, классная седьмого «Б», маленькая и седая.
Радио над дверью захрипело:
– Внимание, начинаем утреннюю гимнастику. Первое упражнение: поставьте ноги на ширину плеч, разведите руки в стороны…
Историца сидела за столом, листала журнал и лизала дужку очков.
– …Делаем наклоны. На раз – наклонились, на два – выпрямились. Раз-два, раз-два…
Историца подняла на нас глаза.
– Ну-ка, все, руки из карманов, делаем зарядку, а не притворяемся, что делаем. Это надо вам, а не мне – чтобы не сидели на уроке как сонные мухи.
Шел снег. Я стоял у перехода на Челюскинцев и ждал, пока проедут машины. На дороге снег был светло-коричневый – от грязи на колесах машин. Проехал троллейбус – в нем сидела учительница из «нулевки».
Я снял ботинки и куртку, стряхнул с куртки снег, повесил на вешалку, зашел в кухню.
Наташа ела суп.
– Открой холодильник, посмотри, что папа принес в обед.
Я взялся за ручку, открыл дверь, заглянул. На полке лежал прозрачный пакет с мандаринами.
– Возьми мне и себе по два, – сказала Наташа. – Но сначала супу поешь, хорошо?
– Хорошо.
На каждом мандарине был налеплен черный ромбик «Maroc». В том году мама покупала апельсины с такими наклейками.
– Мандарины – из Марокко, – сказала Наташа.
– Я знаю. А почему их всегда привозят в декабре?
К стеклу налипали хлопья снега, и двора почти уже не было видно.
– Наверно, потому что там сейчас урожай.
– Урожай там должен быть круглый год. Марокко – почти у экватора.
– Тогда не знаю. А какая разница? Летом есть яблоки, например… Или груши…
По радио кончился перерыв, передавали сигналы точного времени:
– …в Чите – девятнадцать, во Владивостоке – двадцать один, в Магадане – двадцать три часа, в Петропавловске-Камчатском – полночь.