Красавчик Саша
Шрифт:
А герцог Поццо ди Борго заметил (надо сказать, он оставался более или менее спокоен):
— Имейте при этом в виду, господа. Мне достоверно известно: во время обыска в кабинете министра обнаружили целый саквояж с расписками. Как выяснилось, министр получил от Стависского чеков более чем на миллион франков.
— О ужас! О кошмар! — зарычал префект Кьяпп. — Хоть бы это был министр просвещения, что ли. Все гораздо страшнее, опаснее и даже гибельнее для нас всех. Жулик содержит министра юстиции. Позор, небывалый позор для Третьей республики!
В общем, настроение присутствовало совсем не предновогоднее. Говорили все исключительно о Стависском (пожалуй, молчал один только парфюмерный король Коти). Каждый, да что-то слышал о «красавчике Саше».
Граф Жан-Франсуа де ля Рокк поведал всем присутствующим, что Стависскому на Лазурном Берегу принадлежит целая сеть магазинов, торгующих фальшивыми изумрудами.
Префект Жан Кьяпп буквально клокотал от ярости, соревнуясь в силе бешенства с де ля Рокком.
Герцог Поццо ди Борго добавил, что, по его сведениям, Алекс также владеет такого рода ювелирными лавками в Довиле и других богатых курортных местах. Рассказал он и о том, что Стависский и его люди более всего специализировались как раз на фальшивых изумрудах.
Однако ни граф де ля Рокк, ни герцог Поццо ди Борго, ни Кьяпп еще пока ничего не знали о байоннском производстве «Бижутерия Алекса», как и не подозревали, что байоннский банк «Муниципальный кредит» в свое время поддержал сам премьер-министр Третьей республики Камиль Шотан и пошел он на эту меру как раз ради Стависского.
Однако очень скоро эта корсиканская шайка узнала про эти подробности, что довело ее до полнейшего кипения. Отныне парижские корсиканцы уже не переставая кричали о «гнусной еврейской заразе» и о том, что с нею надо непременно кончать как можно быстрее.
Один только парфюмерный король Коти почему-то упорно помалкивал, но острый, предельно сосредоточенный взгляд его выражал полнейшее единодушие с остальными.
24 декабря и последующие дни
СМЕРТЬ ГЕНИЯ
Стависский прибыл в Шамони прямо накануне Рождества — 24 декабря, глубочайшей ночью.
Это райский уголок у подножия Монблана, истинная столица горных лыж. Живописные склоны гор окаймляют со всех сторон долину, в центре которой как раз и расположен Шамони.
Милый городок на границе с Швейцарией, когда туда прибыл Стависский, весь горел огнями, а крошечная ратушная площадь просто излучала свечение. На ней был устроен чудный рыночек, на котором с большим воодушевлением раскупались нелепые игрушки, местные сыры и вина.
Остановился Стависский в шале, которое было не только роскошным, но и уютным, — что-то в нем было волшебное, и Саше совсем уже не хотелось ехать отсюда в Швейцарию, а хотелось назад в Париж, без коего он уже себя не мыслил.
Девица, услужливо предоставленная ему Кьяппом и еще загодя присланная в Шамони, оказалась полнейшей очаровашкой и по совместительству лыжным инструктором. Звали ее Ольга.
Она была по происхождению русской и даже утверждала, что принадлежит к древнейшему княжескому роду. Так ли это на самом деле, уверенности нет никакой, как нет и уверенности, что эта девица вообще была.
Впрочем, в регистрационной книге гостей Шамони за декабрь 1933 года записана некая княжна Трубецкая. Не исключено, что это она, одна из «девочек» сутенера Анри Вуа.
И вот Александр и Ольга вдвоем стали выделывать такие виражи на соседних склонах, что многие туристы приходили специально полюбоваться на эту великолепную пару.
Стависский решил остаться в Шамони и на Новый год, встретив его с Ольгой на вершине горы. Ровно в двенадцать была откупорена и опорожнена бутылка шампанского, а затем они встали на лыжи и лихо помчались вниз.
В самых первых числах января Саша вдруг обратил внимание, что из дверей соседнего шале выходит самодовольный усатый верзила, удивительно напоминающий кьяпповского агента Вуа.
Это и оказался Вуа, собственной персоной. Стависского сделанное им открытие совершенно не удивило и даже ни в малейшей степени не обеспокоило. Он сказал себе: «Что ж, это только к лучшему — буду находиться под охраной французской полиции и под недремлющим оком самого господина префекта, моего друга».
Алекс стал регулярно приглашать месье Вуа в свою компанию и вдруг выяснил, что тот довольно-таки частенько переглядывается с его спутницей. Заметил Стависский и то, что агент Кьяппа смотрит на нее как-то строго и вполне начальственно. Тут он живо сообразил, что княжна принадлежит к числу девиц сутенера.
Да, кольцо вокруг понемножечку сжималось, и это было, конечно, не очень приятно, но Алекс решил не обращать внимания на подобные «мелочи», предпочитая сосредотачиваться на приятном и думать, например, о пузатом сейфике, покоящемся на дне его чемодана.
Правда, он пробурчал себе под нос: «Кьяпп, и все равно не быть тебе диктатором. И вообще тебя скоро погонят; уж слишком навонял».
Пробежало еще несколько деньков, которые троица провела в Шамони весьма весело.
А 9 января 1934 года Стависского обнаружили мертвым в своем собственном шале. Спутница его испарилась, как будто и не бывала. Растворился как-то и Вуа, хотя парень-то он был приметный и, надо сказать, в городке его хорошенько запомнили.
В газетах пропечатали, что Стависский покончил жизнь самоубийством, и эта версия, навязанная всем префектом Жаном Кьяппом, к реальности не имела ровно никакого отношения.
Чрезвычайно любопытно и даже заслуживает особого упоминания, что вместе с инструктором лыжного спорта очаровашкой Ольгой и сутенером Вуа исчез и пузатый сейфик, лежавший на дне чемодана Стависского. Это известие даже проскочило в газетах, но мельком, а ведь в сейфике должны были храниться сотни миллионов франков.