Красавчик Саша
Шрифт:
Так, вся документация на законно выпускаемые боны хранилась в одном портфеле — так сказать, легальном. А документация на фальшивые боны хранилась в портфеле секретном. Естественно, всем проверочным комиссиям выдавался только первый портфель.
Тайну портфелей знал, кроме «красавчика Саши», Тиссье, а также финасовый советник Стависского некий Деброссе. Но манипулировал портфелями именно Тиссье. Он же от Стависского получал и указания, какие именно суммы переводить на боны.
Все шло великолепно. Тиссье отличнейшим образом справлялся с негласной должностью хранителя. Однако неясные темные слухи касательно байоннского банка «Муниципальный кредит» начинали получать все большее хождение.
Видимо, встревожившись этими слухами, к Тиссье явился как-то представитель страховой компании «Доверие» и предъявил к уплате боны, оценивавшиеся в шестизначную сумму. У Тиссье таких денег не имелось. Он испугался, стал юлить, что крайне смутило представителя «Доверия». Компания обратилась в финансовые органы. И нагрянула очередная проверка.
Финансовый инспектор Садрон явился в байоннский «Муниципальный кредит» поздним вечером, когда Тиссье уже отправился домой, отдыхать. На столе в директорском кабинете Садрон обнаружил боны, на коих значилась подпись Тиссье, но не была проставлена сумма. Это оказалось потрясающей удачей, которую подарила Садрону вопиющая глупость, и катастрофическая неосмотрительность директора банка.
На следующий день финансовый инспектор встретился с Тиссье и доверительно сообщил, что теперь каторга тому уж точно обеспечена.
Находка бон, на коих не была проставлена сумма, стала первым успехом финансового инспектора Садрона, но отнюдь не последним. Ревизор крайне изумился, что боны, предъявленные к уплате представителями страховой компании «Доверие», не значатся в реестре ценных бумаг. И таких неучтенных, криминальных, бон имелось аж на 8 миллионов франков.
Так что проблема состояла уже не в том, что в кассе отсутствовали наличные, чтобы оплатить представленные боны. Оказалось, сами боны фальшивые. А это уже пахло настоящим скандалом, предвещавшим, и не без оснований, национальную катастрофу.
На допросе Тиссье прикинулся дурачком, но было очевидно, что долго эту маску он носить не сможет. Директора отпустили, однако установили за ним весьма плотную слежку, быстро давшую плоды.
Ночью Тиссье поймали — он пытался улизнуть из города на автомобиле, в коем мчался в сопровождении чемодана, набитого франками, и очаровательной любовницы. И вот тут уже Тиссье стал давать настоящие показания, обжигающие и горячие.
Из Парижа прибыл испектор Бони (в 1944 году расстрелян за сотрудничество с гитлеровцами). Именно этому Бони Тиссье наиподробнейшим образом и поведал о наличии двух портфелей и раскрыл место хранения потайного. Рассказал он и о том, что всею аферою заправляет не кто иной, как Стависский.
Впрочем, инспектор Бони услышанным не был удивлен — он превосходно знал Стависского и даже не раз получал от него в дар чеки. Но в данной резко обострившейся ситуации инспектор никак уже не мог помочь Саше и запротоколировал рассказ Тиссье о двух портфелях.
Было это 22 декабря, и уже через два дня «красавчик Саша» прослыл главным скандальным героем едва ли не всех газетных выпусков.
Но это были на самом деле только цветочки. Французской прессе еще предстояло вовсю склонять его имя на все лады. Александр Стависский, истинный благодетель Шарля Тиссье, стал отныне бесповоротно обречен.
Однако измена своему покровителю не спасла Тиссье. Отнюдь. В результате посмертного процесса Стависского он получил самое тяжелое наказание, которое, не стесняясь, почитал совершенно незаслуженным: семь лет каторжных работ. Но «красавчику Саше» это, увы, никак уже помочь не могло.
В 1926 году, на скачках, к Стависскому подвели глазастого, носатого и необычайно подвижного человека, из которого так и выпирал неуемный темперамент неисправимого жулика.
Этот в недалеком прошлом мелкий гостиничный работник чрезвычайно упорно, хотя и безуспешно, пытался рвануть вверх по служебной лестнице; очевидно было, что он готов подняться любым способом, лишь бы не возвращаться в убогие ряды гостиничной шушеры.
Стависский сразу же взял его к себе, и Жильбер Романьино (так звали молодого человека) скоро стал управлять несколькими его компаниями. Компании, правда, были эфемерные и довольно дурацкие — одна, например, называлась «Маленький горшок» (она должна была производить суп в порошках, но чем на самом деле занималась, бог весть). Однако для Романьино это стало просто немыслимым возвышением, чем он страшно гордился. «Все-таки директор есть директор» — любил он повторять.
Однако блаженство его продолжалось не долго. Уже в 1927 году Стависского вдруг арестовали, и он даже довольно основательно как будто сел в тюрьму. Тут Романьино буквально как ветром сдуло.
Когда «красавчик Саша» вышел из тюрьмы и начал настоящее свое восхождение вверх, просто перечеркнувшее все, что было с ним до 1927 года, он разыскал Романьино и, не помня обид, без претензий взял его к себе опять, на сей раз сделав своим секретарем.
Стависский, как видно, не утаивал от Романьино ничего. Тот слышал почти все его телефонные разговоры. Знал тайны едва ли не всех финансовых операций, имена самых секретных высокопоставленных его конфидентов. Знал и о наличии двух байоннских портфелей и о том, где хранился секретный. В общем, он был глазами и ушами «красавчика Саши». Тот полностью полагался на секретаря и платил ему столько, что совершенно мог расчитывать на преданность.
Но вот настал трагический декабрь 1933 года. В самый канун Рождества, окончательно решив уехать, «красавчик Саша» имел с Романьино прощальную беседу. Он вытащил из объемистого портфеля корешки от чеков и шепнул своему секретарю: «Жильбер, имей в виду — вот мое последнее оружие. Если мне станет совсем худо, ты должен выстрелить: передать это куда повыше, но передать непременно».
Часть корешков была не заполнена. Имена наиболее влиятельных «друзей», коих он активно одаривал, Стависский не решался прежде туда вписывать. Но теперь решился и вписал всех до единого, вручив всю кипу своему секретарю со словами: «Это должно меня спасти».
Через несколько дней был подписан приказ о его аресте. Но Стависского в Париже уже и след простыл — и решено было «взять» его «ближнюю» команду. Романьино арестовали одним из первых.
А вот теперь — догадки.
Кипа чековых корешков из портфеля Стависского в ходе следствия как будто не фигурировала. Не попала она и в прессу. Между тем, насколько мне известно. Романьино одним их первых допросил прокурор республики Прессар, по уши замешанный в деле Стависского. Я уверен, что Романьино, видимо полагавший, что шефа его все равно не спасти, отдал прокурору «последнее оружие» Александра Стависского.