Красавец и уродина
Шрифт:
– Я ее провожу.
– Не смей, пусть сама справляется! – сварливо прикрикнул демон. – Ты давай-ка обратно бегом на кухню, обедать мне неси.
Вета обернулась на друга, успела заметить, как мучительно исказилось его лицо. Но препираться Арлан не стал и тут же вышел из кабинета.
– А ты тоже не пролеживай бока, сходи-ка, прогуляйся перед обедом. Семейство свое проведай, – обратился старик к Боуну совсем другим тоном, ласковым и слегка заискивающим. Пес лениво потянулся, перевернулся на спину и пару секунд перекачивался с боку на бок, тряся в воздухе лапами. Потом кулем свалился на ковер, встал и лениво затрусил к двери. Отворил ее мощной лапой и был таков.
Громова, проводив пса взглядом, снова посмотрела на колдуна (или демона, она так пока и не разобралась), и удивилась, как сильно он переменился всего за пару секунд. Никакого благодушия в лице, глаза мутные и злые, как у раненого носорога.
– Ты вот что, внучка, не вздумай меня подвести, – зашипел он похлеще любой гадюки. – Варрава силен, всех подмял под себя! Даже Мертвое воинство, а я так надеялся, что они дадут отпор супостату. А теперь его войско самого Воинства пострашнее будет. Если не сделаем, как он хочет – кранты нам, внучка. Потому драть с тебя три шкуры буду, поняла?
– Поняла! – как всегда в моменты, когда опасностей становилось слишком много, Вета теряла страх. – Но у меня есть условие. Вот оно: вы не должны насылать своих слуг на Артура Гарина, чтобы покалечить его. Иначе я не стану даже стараться. Я слишком дорогой ценой заплатила, чтобы Артур был жив, и не позволю…
Ее слова заглушил каркающий хохот старика.
– Очень неудачное вложение средств… крайне неудачное, – едва выговорил он, сложившись пополам. – Ну да что взять с такой дурочки, как ты, вну-ученька! А насчет своего возлюбленного проси самого супостата Варраву, ты совсем уже скоро с ним повидаешься. Ну, давай уж, беги.
Она на негнущихся ногах, но стараясь держать спину, покинула кабинет. В длинном коридоре встретила Арлана с подносом в руках. Он с хмурым видом сунул ей в руку пару пирожков с повидлом. Прочитал адрес, кивнул в знак того, что запомнил, навестит, и поспешил дальше. Охранник все еще спал, когда она покинула школу.
Дом бывшего завхоза находился в центре города, на пешеходке. Вета, вновь растерявшая силу духа, брела вдоль проспекта, и больше не обращала внимания на насмешки и косые взгляды. Впереди ее ждали тоска и одиночество в чужой квартире, так что пусть уж лучше хихикают и тычут пальцами.
Вдруг ей показалось, что тонкий детский голосок прокричал откуда-то издали: «Вета! Вета!» Хотела оглянуться, но одернула себя: зачем? Ее тут никто больше не помнит. Наверное, зовут какую-нибудь Веру или Свету, счастливую девушку, у которой тут есть друзья, есть семья… Как же ей теперь хочется обратно в тот удивительный мир, где ветер играет с птицами…
А потом сзади раздался такой многократно умноженный визг тормозов, что Громова интуитивно шарахнулась ближе к домам, прикрыла голову руками, пока в нее что-нибудь не прилетело. И только после этого обернулась.
Хотя для пешеходов горел красный, весь проспект стоял. Машины застыли в опасной близости друг от друга, некоторые развернуло мордами на обочину или к разделительной. Недвижно стояли и люди по обеим сторонам дороги, наблюдали странное зрелище…
Через проспект, игнорируя переход, невозмутимо шагал Ветин отец Бронс в своем парадном изумрудного цвета плаще. На его плече в пыльно-розовом коротком плащике сидела малышка Кая, она улыбалась и размахивала над головой тонкими руками, смешно торчащими из широких рукавов. Следом шла Дарна, с обеих сторон под руки ее держали Шекна и Фелемон. У всех за спинами тощенькие рюкзаки, только у Бронса рюкзак раздувшийся, заметно тяжелый.
– Эй вы, сумасшедшая семейка, детей бы хоть пожалели! – заорал с обочины какой-то водитель, вероятно только сейчас вернувший себе свой голос. – Вот с кого надо штрафы драть!
Проходивший мимо Бронс почтительно ему поклонился. Наконец, вся семья оказалась на пешеходной части, и они тут же бросились обнимать Вету. А она сделала все возможное, чтобы оттащить семейство с глаз толпы, под каменную арку, ведущую к их гимназии. И спросила, до сих пор не доверяя своим глазам:
– Как вы тут оказались?!
Ей степенно и невозмутимо ответил Бронс:
– Вета, мы были очень взволнованы, когда ты вдруг исчезла после посещения Заповедника. Искали тебя всем миром, ведь Реррик уверял, что никто не воспользовался ни одним из переходов. А потом Орленок доставил нам твое послание, и мы узнали, что ты каким-то образом оказалась в мире людей. После этого мы целую ночь не спали, все думали и совещались. Если у тебя проблемы, это значит, тебе придется тут задержаться, верно?
Девочка кивнула.
– А коль скоро наша Ирис тоже здесь, то у тебя в этом мире больше нет дома, нет семьи. Осознав это, мы приняли решение: перебраться временно сюда, чтобы быть рядом с тобой. Утром поставили в известность советника Эвалонга, договорились с Рерриком насчет экстренного перехода – и вот мы здесь.
– И вам позволили переселиться? – изумилась Вета.
– Конечно, – слегка опешил отец. – Ты наша дочь, наш первенец, мы должны заботиться и оберегать тебя, в какую бы переделку ты не попала.
Тут Вета ощутила предательскую мокрую дорожку на правой щеке.
– Мы попросили Орленка перенести нас в то место и в то время, когда вы с ним расстались, – вступила в разговор Дарна. – Но чуточку замешкались, и ты уже ушла. Мы искали тебя, спрашивали прохожих, но они почему-то…
– Мама, ее же в этом мире все забыли, – сердито пробасил Фелемон.
– Я не называла имени, – парировала Дарна. – Просто спрашивала, где нам отыскать очень красивую девочку шестнадцати лет, похожую на нас.
– Эй, не тронь его, разорвет! – прервал их разговор испуганный вопль совсем рядом. – Родители, куда смотрите? Рекс, не сметь!
Вета глянула вбок – и до смерти перепугалась. Малышка Кая стояла на коленках посреди улицы и обнимала за шею огромного дога, на морде которого застыло самое зверское выражение. Похоже, он так растерялся, что просто забыл захлопнуть оскаленную пасть. Громова поскорее подхватила сестренку на руки и отбежала прочь, пока пес не пришел в себя. Посмотрела на отца и мать, не проявивших ни грана тревоги – и догадалась!