Красавица из 5 «В»
Шрифт:
Но Тарасов снова преградил ей дорогу.
— Фокина, гони плеер! — неуверенно потребовал он.
— Какой плеер? — удивилась непонятливая Фокина.
— А тот, что на конкурсе выиграла!
— Ты-то тут при чём? — возмутилась справедливая девочка. — Я его выиграла — значит, он мой!
— А наш уговор? — оторопел Тарасов. — Сама сказала: «Если поможешь выиграть конкурс, поделимся честно: мне звание красавицы, тебе — плеер». Я помог. Гони плеер!
— Ничего не знаю! Меня мальчишки выбрали единогласно! Даже мой враг — Лагутин — и тот
Фокина гордо задрала нос и обошла вконец ошарашенного Тарасова. Она продолжила свой путь, коварно прерванный одноклассником. Но теперь Фокина шла не торопясь. И по сторонам больше не оглядывалась.
Тарасов глядел ей вслед и невесело размышлял: «И почему я такой доверчивый? Вечно меня норовят провести… А уж с Фокиной вообще нельзя было связываться!»
На следующий день Тарасов, издали разглядывая Фокину, сказал Скворцову:
— Знаешь, Саш, ты был прав — она и правда страшилище.
— Жаль, — вздохнул тот. — Я уже привык к ней как к красавице.
Дама сердца
К чудачествам Тарасова весь класс давно уже привык. Поэтому, когда он вдруг ни с того ни с сего во всеуслышание объявил себя рыцарем, никто не удивился. А наоборот, все оживились, предвкушая новое развлечение. А любознательная Фокина заинтересовалась больше всех.
На перемене Тарасов подошёл к стайке одноклассниц и сказал:
— У каждого уважающего себя рыцаря должна быть дама сердца. Я назначаю дамой своего сердца… — Он немного помедлил, оглядел замерших в ожидании девчонок и торжественно произнёс: — Кошкину!
Кошкина чуть не упала в обморок от стыда. А у Фокиной от досады нос заострился.
— Что я ему сделала? — со слезами обратилась Кошкина к подругам. — Я не давала ему повода так меня оскорблять! Я всё Ольге Борисовне скажу! — пообещала она Тарасову.
— И правильно, — поддержала одноклассницу отзывчивая Фокина.
— Ну, Кошкина, ты даёшь! — чуть не задохнулся от возмущения Тарасов. — Темнота! Быть дамой сердца — большая честь! Я — единственный рыцарь в нашем классе. А может, и во всей школе или даже в нашем городе. Представляешь, ты будешь единственной дамой сердца в городе!
Потрясённая Фокина раскрыла рот от удивления и позабыла его закрыть.
— А что я должна делать? — растерялась Кошкина. — Учти, целоваться с тобой не буду! — и она, покраснев, уныло уставилась в пол. А девчонки прыснули в кулачки. Только Фокина выпучила глаза и пошла пятнами.
— Кошкина, ты что сумасшедшая?! — откровенно удивился Тарасов. — Я же не в невесты тебя зову, а в Дамы сердца!!!
— А что это значит? — пролепетала Кошкина, косясь на подруг. Но и те недоумевали.
— Тебе ничего делать не придётся. Это я буду прославлять даму своего сердца и совершать в её честь подвиги.
— Подумаешь, — фыркнула независимая Фокина и отвернулась.
— А если кто усомнится в том, что дама моего сердца, то есть ты, Кошкина, не столь прекрасна, тот будет иметь дело со мной. Ух, я ему покажу! — и Тарасов потряс в воздухе кулаком. — Ну что, Кошкина, согласна?
Кошкина победно посмотрела на подруг, ловя на себе их завистливые взгляды: как же, единственная в школе прекрасная Дама сердца.
— Я согласна! — гордо выпрямилась она.
Кошкинское окружение больше уже не считало Тарасова чудаком. На него смотрели с уважением, а на Кошкину — с плохо скрываемой завистью: везёт же некоторым почему-то.
Прозвенел звонок на урок.
Учительница литературы скользила взглядом по журналу. Словно гончая, она выискивала добычу. Класс, будто куропаткины дети, затих, затаился, перестал дышать, пережидая опасность. И тут Тарасов сказал:
— Лучше всех стихи читает Кошкина!
— Да? — и Ольга Борисовна посмотрела из-под очков на Тарасова. — Ну что ж, Кошкина, иди к доске.
Кошкина урок подготовила, но странная робость вдруг охватила её. Вызубренные строчки никак не желали слетать с языка. А ещё Фокина ехидно пялилась и многозначительно покашливала. В конце концов Ольга Борисовна с трудом поставила Кошкиной тройку.
На перемене Кошкина подлетела к Тарасову.
— Кто тебя просил вылезать?! — накинулась она на своего рыцаря. — Из-за тебя мне влепили тройку!
— А я считаю, ты замечательно декламируешь стихи, — защищался Тарасов. — Ты — прирождённая актриса. Разве не так?
— Ну, — хмыкнула тщеславная Кошкина, подумала немного и успокоилась. Даже улыбка засветилась на её лице. Хотя рядом и прогуливалась настырная Фокина.
Следующим уроком было рисование.
Елена Михайловна поставила на учительский стол пирамиду, рядом положила шар и объявила, что сегодня они будут рисовать натюрморт.
Все склонились над альбомами, а Елена Михайловна ходила по классу, изредка наклоняясь к кому-нибудь из учеников, подсказывая и поправляя.
К концу урока она добралась до Кошкиной.
— Да-а, — только и вымолвила Елена Михайловна, рассматривая рисунок.
— А по-моему, здорово! — заглядывая через кошкинское плечо, сказал Тарасов. — Просто Малевич и его «Чёрный квадрат».
— Ты считаешь? — засомневалась Елена Михайловна.
А правдолюбивая Фокина подкралась ближе, мельком глянула на рисунок и подтвердила:
— Конечно, Малевич. От слова «малевать». Класс так и покатился со смеху. Кошкина залилась краской и насупилась.