Красавица с острова Люлю
Шрифт:
"Первому, кто напьется вдребезги, выдается золотой кубок! Дам, целующих кавалеров, прошу брать с них расписки! Представившая тысячу расписок провозглашается королевой поцелуев. О-ге-ге... У-лю-ли! Бонвиваны всех стран, соединяйтесь!".
– С тебя я не буду брать расписок,- говорила Тереза, пожирая глазами Мориса и грациозно в танце покачивая свой стан.
– А я не буду их тебе давать! Во Франции не хватит бумаги.
И они снова слились с пестрою толпою.
Кончив кричать, Пьер Ламуль
– Дамы,-говорил Эбьен, наливая себе бокал шампанского,- превосходят самих себя!
– В - них проснулись инстинкты, - сказал Валуа, отрезая ломтик сыру: они-таки добились своего, как говорила моя прабабушка Екатерина Медичи, слушая в Варфоломеевскую ночь крики избиваемых гугенотов...
– Кто же сейчас исполняет роль католиков и кто гугенотов?- спросил Эбьен.
– О, католики, разумеется, дамы... Они нападают...
– Ко мне подошла одна и сказала: интересная эспаньолка, угости коньяком.
– Ха-ха-ха!- расхохотался Ящиков.- Это мне нравится... А? Так и сказала?
– Ну и что, - спросил Ламуль, подойдя к ним и ущипнув одну из проплывших мимо красавиц, - защемило это вас или не защемило?
– Я думаю! Клянусь предком моим Франциском! Штука с перцем!
– С красным или с черным?
– воскликнул Ящиков.
– Эти русские не могут без политики!
– Vive le roi Henry Quatre!
– Прошу при мне не упоминать о Бурбонах!
Пьер Ламуль взобрался на стол и заорал, размахивая бутылкой.
– О ла, ла! Живее! Веселее! Хохочите так, чтоб в Москве слышно было!
Глядя на него, бешено замахал смычком румын, и вся толпа понеслась мимо, сталкиваясь, визжа и хохоча. Тогда Пьер Ламуль вдруг сделал знак, и зал погрузился во мрак.
Музыка умолкла, хохот и визг усилились. Но мгновенно опять все осветилось, и почти рядом с собою увидал банкир свою Терезу, страстно обнимающуюся с Морисом Фуко.
– Передышка, - крикнул он менее весело, чем кричал до сих пор, и все кинулись занимать столики.
– Идем сюда,- шепнула Тереза, и они сели вдвоем в углу за маленький столик.
– Старая дыня взбеленилась, когда я тебя обнял...
– Я могу выдать тебе расписку.
На белой стене появился вдруг раскланивающийся Чарли Чаплин. Люстры погасли, и под аплодисменты пирующих стал изощряться в ужимках прославленный киногений.
– Уговори его куда-нибудь уехать!
– Как же! Он жить без меня не может!
– Пошли его к черту!
– А черт разве даст мне в год 200 000 франков?
– О эти франки!
– Да! "О", когда они есть, и "ах", когда их нет!
– Неужели ты продажна, Тереза?
– Не для тебя! В тебя я влюблена, как 10 000 мар - товских кошек!
– Почему только 10 000?
– Ну, двадцать тысяч. А как ты любишь меня?
Морис хотел страстно ответить ей и на секунду задумался, вспоминая, какое из животных всего влюбчивее.
Внезапно по зале пронесся возглас восхищения. Он взглянул на экран и замер от изумления. По пенистой дороге неведомого леса шла красавица... такая красавица... Но все исчезло, и явилась надпись: "Инженер Симе он пробует новый трактор".
– Снова, снова,- раздались голоса,- повторите картину.
Вспыхнули слова: "Виды острова Люлю. Туземная девушка торопится выйти из леса до захода солнца".
Явился неведомый лес и красавица... такая красавица и вновь...
"Инженер Симеон пробует н ов ый т р а к т о р".
– Снова, снова,- кричали мужчины,- к черту инженера!
– Так как же ты любишь меня?-спросила Тереза, нащупывая туфелькой ногу Мориса, которую тот по рассеянности отдернул.- Ну же!.. Как ты меня любишь?
– Я... я... очень люблю,- пробормотал он, глядя на экран.
– Да перестань смотреть на эту дуру! Как же ты меня любишь?
– Люблю... как...
– Ну, как что?
– Как лошадь!
– Осел!
Среди дам слышался ропот.
– Дальше, дальше,- кричали они, а мужчины орали:- снова, снова!
Наконец окончательно и бесповоротно появился на экране лысый инженер Симеон и заковылял на тракторе по американскому полю. Тереза уставила на него лорнет и, больно прищемив локтем палец Мориса, воскликнула:
– Какой красавец... сразу видно, что... изобрел трактор.
И ушла, швырнув в Мориса салфеткой.
Глава II
Привидение XX века
Прекрасная Тереза рассердилась, и все заметили это.
Рассердились вслед за ней многие дамы. Жена Жана Эбьена подошла к нему, взяла его под руку, ущипнула при этом под локтем и, не разжимая щипка, повела по залу.
– Ну-с,- сказала она с лучезарной улыбкой, так что со стороны казалось, что она говорит что-то онень приятное,- мерзавец вы этакий! Не угодно ли вам уехать домой, потаскун проклятый?
И она еще сильней сжала щипок.
– Люсси!-прошептал истязуемый.
– Поедем домой!
– Но!..
– Или я сейчас пойду и отдамся первому встречному!
Роберт Валуа и Ящиков не имели жен.
– Вот женщина,- говорил первый,- клянусь моим предком Генрихом Анжуйским! Эта женщина! Это то, что называется женщиной!
– Да,- багровея, бормотал полковник,- мда!.. Много женщин видал в родной стороне...но одна лишь из них в память - врезалась мне... Эй, дубинушка, ухнем!