Красавица
Шрифт:
— «Кондиционирование». Значит, вот как это называется? — переспросила Тэлли. — Это как когда за волосами ухаживают или еще что-то в этом роде?
— Поразительно. — Доктор Кейбл так пристально воззрилась на Тэлли исподлобья, словно пыталась заглянуть ей в голову прямо сквозь череп. — Где-то глубоко внутри ты по-прежнему остаешься хитроумной маленькой уродкой, да? Очень впечатляет. Пожалуй, я могла бы тебя использовать.
Тэлли охватила злость, жгучая как пламя.
— Но ведь… разве вы меня уже не использовали?
— Так ты все же помнишь. Превосходно. — В красивых, безжалостных,
— Извинения? — хмыкнула Тэлли. — За то, что шантажом вынудили меня предать друзей, за то, что разрушили Дым, за то, что убили отца Дэвида? — Она догадывалась, что смотрит на Кейбл с отвращением, но притворяться было уже поздно. — Не думаю, что вам удастся использовать меня, доктор Кейбл. Я уже оказала вам достаточно услуг.
Чрезвычайница улыбнулась.
— Согласна. И настала пора мне оказать услугу тебе. И то, что я тебе предлагаю, это нечто очень, как вы выражаетесь… крутое.
Это слово, произнесенное тонкими, жесткими губами Кейбл, вызвало у Тэлли сухой смешок.
— Что вы можете знать о крутости?
— Ты будешь удивлена. Мы в Комиссии по чрезвычайным обстоятельствам знаем все о разных ощущениях — в особенности о таких, к которым постоянно так стремитесь вы, так называемые «кримы». Я могу дать это тебе, Тэлли. Круглые сутки, каждый день, круче, чем ты можешь себе представить. Это нечто настоящее. Не просто уход от дурмана красивости — нечто лучшее.
— О чем вы говорите, не пойму?
— Помнишь, как ты летала на скайборде, Тэлли? — спросила Кейбл, и ее тусклые глаза загорелись холодным огнем. — Помнишь это ощущение жизни? Да, мы можем делать людей красивенькими изнутри — пустыми, ленивыми, никчемными, — но мы можем делать их и крутыми, как вы это называете. Даже будучи уродкой, ты не ощущала жизнь так остро, даже волк, хватающий добычу, не настолько жив. Я говорю о таком ощущении, какого не испытывали даже древние воины ржавники, убивая друг друга за клочок пустыни, богатой нефтью. Твои чувства будут острее, твое тело станет более проворным и ловким, чем у любого атлета в истории, твои мышцы станут крепче, чем у кого-либо из людей в мире.
Неприятный, резкий голос чрезвычайницы утих, и Тэлли вдруг с удивительной отчетливостью услышала звуки ночи — звон кристалликов инея, падающих на промерзшую землю, потрескивание деревьев на ветру. Доносились и голоса с вечеринки. «Кримы» громко говорили о происшествии на аэрокатке, до крика спорили, кто выше подпрыгнул в спасательной куртке, ударившись о землю, а кто сильней ушибся. От слов Кейбл мир сделался острым, как осколок разбитого кристалла.
— Тебе бы понравилось видеть мир таким, каким его вижу я, Тэлли.
— Вы мне работу предлагаете? Предлагаете стать чрезвычайницей?
— Не работу. Абсолютно новое существование. — Доктор Кейбл старательно выговаривала каждое слово. — Ты могла бы быть одной из нас, Тэлли.
Тэлли тяжело дышала, ее сердце билось так сильно, что пульс она ощущала всем телом. Словно бы сама мысль о такой возможности уже что-то изменяла в ней.
— Думаете, я стану на вас работать?
— Подумай, какой у тебя выбор, Тэлли. Тратить жизнь на поиск дешевых развлечений и лишь изредка, на краткие мгновения по-настоящему пробуждаться. И ни разу не испытать подлинной ясности сознания. Но из тебя получилась бы отличная чрезвычайница. Ты произвела на меня большое впечатление, в одиночку добравшись до Дыма; я всегда возлагала на тебя надежды. Но теперь, когда я увидела, сколько хитроумия сохранилось в тебе после Операции Красоты… — Доктор Кейбл покачала головой. — Я понимаю, что ты такова от природы. Присоединяйся к нам.
Тэлли пробрала дрожь. Она наконец начала что-то понимать.
— Скажите мне одну вещь. А вы какая были до первой операции?
— Особенная, Тэлли. — Кейбл снова сухо и коротко рассмеялась. — Ты ведь уже знаешь ответ, правда?
— Вы были ловкачкой.
Кейбл кивнула.
— Такой же, как ты. Мы все такими были. Мы летали на руины, мы пытались убежать дальше, нас приходилось возвращать. Вот почему мы позволяем уродцам забавляться — чтобы увидеть, кто из них самый умный, кто из вас всеми силами ищет, как выбраться из клетки на волю. Вот к чему все твои бунтарские выходки, Тэлли, — чтобы стать агентом Комиссии по чрезвычайным обстоятельствам.
Тэлли зажмурилась. Она понимала, что эта женщина говорит правду. Она помнила, как была уродкой, как легко ей было обманывать майндеры в интернате, как не только она, а все остальные обнаруживали, что правила нарушать совсем не трудно. Она сделала глубокий вдох.
— Но почему?
— Потому, что кто-то должен все держать под контролем, Тэлли.
— Я не об этом спрашиваю. Я хочу узнать, за что вы это делаете с нами, похорошевшими? Зачем изменяете наше сознание?
— Господи, Тэлли, ну разве ты еще не догадалась? — Доктор Кейбл разочарованно покачала головой. — Что вам теперь рассказывают в школе — самое главное?
— Что ржавники чуть не угробили мир, — процитировала Тэлли, как по учебнику.
— Вот тебе и ответ.
— Но мы лучше них. Мы не трогаем дикую природу, не занимаемся варварской добычей полезных ископаемых, не сжигаем нефть и ее производные. У нас нет войн…
Тэлли запнулась. До нее начало доходить, к чему клонит доктор Кейбл.
Чрезвычайница кивнула.
— Это операция держит нас в узде, Тэлли. Без нее люди подобны заразной болезни. Они непрерывно размножаются, истощают любые ресурсы, разрушают все, к чему бы ни прикоснулись. Без операции люди всегда становятся ржавниками.
— Только не в Дыме.
— А ты вспомни, Тэлли: дымники расчищали лес, убивали животных ради пропитания. А когда мы там высадились, они жгли деревья.
— Не так уж много они их жгли, — надтреснутым голосом возразила Тэлли.
— А если появятся миллионы дымников? А потом и миллиарды? За пределами наших городов, действующих по замкнутому циклу, человечество — это болезнь, раковая опухоль на теле планеты. А мы… — Она протянула руку и погладила Тэлли по щеке. Ее пальцы оказались на удивление горячими, несмотря на мороз. — Комиссия по чрезвычайным обстоятельствам — вот решение проблемы. Вот лекарство.