Красавицы Бостона. Распутник

Шэн Л. Дж.

– Если согласишься, твой ребенок может стать Его или Ее Высочеством, – процедил я.

В Бостоне не нашлось бы ни одной клятой души, которая не знала о моих королевских титулах. Окружающие относились ко мне так, будто я следующий в очереди на трон, хотя на самом деле еще порядка тридцати представителей монархии должны были бы встретить свою безвременную (и маловероятную) кончину, прежде чем я стал бы королем.

Я поставил стакан, подозвал бармена и заказал Белль жирную еду с булкой, чтобы помочь справиться с надвигающимся похмельем. За стенами паба на улицы Бостона опустилась ночь. Часы тикали. Я знал, что по ночам Эммабелль

работала в «Мадам Хаос», либо отрывалась в клубах.

– И этот ребенок станет маркизом? – Она жевала прядь светлых волос, больше забавляясь, нежели обдумывая предложение.

– Или маркизой.

– А их будут приглашать в Англию на королевские приемы? А крестины будут? Мне придется носить дурацкие шляпы и делать реверанс?

– Возможно, если захочешь наказать саму себя, принимая приглашения.

– У меня нет смешных шляп. – Она наморщила нос.

– Подарю тебе одну, если заведем ребенка, – небрежно сказал я, с каждой секундой все больше и больше увлекаясь этой идеей. Эммабелль идеальна. А именно тем, что она – сущий хаос. Если Белль от меня забеременеет, то ко мне больше никто и близко не подойдет. Тем более Луиза Бутчарт. – Слушай, у нас уже был секс, поэтому мы знаем, что процесс зачатия будет впечатляющим. Я богатый, местный, у меня отличное здоровье и высокий коэффициент интеллекта. Я буду платить алименты, обеспечу тебя хорошим жильем и помогу растить ребенка. Мы можем оформить совместную опеку, или же ты позволишь мне навещать вас по выходным и праздникам. В любом случае я буду настаивать на возможности регулярно проводить время с ребенком, поскольку в перспективе оставлю ему баснословное наследство и королевский титул.

Эммабелль склонила голову набок, изучая меня взглядом, будто из нас двоих именно я невменяемый.

– Подумай об этом. Так ты получишь все, что тебе нужно. Не просто донора спермы, а отца для ребенка и деньги за твои усилия, но при этом обойдешься без самого нежелательного – мужа, который ограничит твою свободу и перед которым нужно отчитываться.

– Ты сумасшедший? – Она потерла лоб.

Я всерьез задумался над ее вопросом на случай, если мы, неведомо для меня, уже перешли к генеалогическому генетическому тестированию.

– Возможно, но по наследству это передаваться не должно.

– Я не могу сделать это с тобой! – Белль взмахнула руками.

– Почему нет?

– Во-первых, потому что я не охотница за деньгами.

– Это так, – согласился я, когда бармен подтолкнул к Белль тарелку с чизбургером и чипсами. – И очень жаль. Охотниц за деньгами недооценивают. Они пробивные люди, у которых всегда есть план.

– Наши семьи с ума сойдут, – сказала она, щедро набив в рот говядину с соусом и кетчупом, и облизала пальцы. Нет ничего сексуальнее, чем наблюдать, как Белль Пенроуз наслаждается мясом. Разве что, возможно, наблюдать, как Белль Пенроуз наслаждается куском мяса, который у меня между ног.

Будет приятно зачать с ней ребенка.

– Не знаю как твоя, а моя и так уже невменяемая, – невозмутимо ответил я, снимая ворсинку с пальто. – А если серьезно, мне чуть за сорок. Тебе – за тридцать. Мы оба самые независимые и состоявшиеся личности среди наших друзей. Все остальные в нашем окружении получили свой статус по наследству или в результате брака. Никто не сможет отнестись к этой договоренности с неодобрением.

– Я отнесусь к ней с неодобрением. – Белль закинула чипсы в рот и тщательно прожевала. –

Для меня она все усложнит. Донор спермы не будет иметь никаких прав на моего ребенка. Мне не придется ни на что спрашивать у него разрешения. В какую школу отдать ребенка, как его воспитывать, как одевать. Я одна буду все контролировать. А я не люблю отказываться от власти.

– Милая. – Я достал самодельную сигарету из жестяной коробочки, что лежала в кармане, сунул ее между губ и закурил. – Очень немногое в жизни находится в твоей власти. Делая вид, будто это не так, ты лишь обрекаешь себя на жестокое разочарование. Если ты и впрямь не хочешь играть по правилам простых смертных, свяжи свою судьбу с моей.

– Здесь нельзя курить, придурок. – Эммабелль бросила недоеденный бургер на тарелку и пристально уставилась на бармена, желая узнать, как он поступит.

– Реальность диктует иное. – Я мог нагадить прямо на барную стойку, и никто бы даже глазом не моргнул. Я повернулся к бармену, выдохнул струю дыма прямо ему в лицо и процедил: – Не правда ли, Брайан?

– Да, милорд. Только я Райленд. – Он склонил голову.

Белль скептически меня разглядывала.

– В чем подвох?

– Никакого подвоха. Уважение выказывают к тем, кто рожден в уважаемой семье.

– И таков твой самый сильный аргумент, Эйнштейн? Потому что я совершенно не желаю иметь отпрыска, такого же высокомерного и избалованного, как ты.

Я добродушно ухмыльнулся (ведь мы оба знали, что это полная чушь) и сказал:

– Назови свою цену.

– Для начала перестань называть ее просто «ребенок».

– Откуда ты знаешь, что у тебя родится девочка? – Меня это здорово позабавило. Никогда не воспринимал Эммабелль как эмоциональную, мечтательную женщину. Век живи, век учись.

– Просто знаю.

– Ну так что? – коротко спросил я. – Мы будем создавать самого генетически одаренного человека на свете или что?

Белль встала, прихватила свою дизайнерскую сумку из секонд-хенда и показала мне средний палец.

– Или что. Найди другую женщину, которая станет для тебя маткой по найму. А я буду напиваться, пока этот разговор не сотрется из сознания. Он вообще не заслуживает места в моем сером веществе.

Она ушла, оставив меня с неоплаченным счетом, затеей, которая нравилась мне все больше, и с дюжиной оставшихся без ответа звонков из Англии. А еще с расстроенной Эллисон Косински, которая полвечера простояла возле дверей моей квартиры на высоких каблуках и в пальто на голое тело… ожидая, что ее трахнут.

Вот незадача.

Третья

Белль

Четырнадцать лет

Первую любовь называют самой болезненной.

Теперь я начинаю понимать почему.

Кажется, будто я падаю прямо в океан.