Красавицы Бостона. Распутник
Шрифт:
Не прыгаю бомбочкой, нет. Скорее врезаюсь в него плашмя. Ну, знаете, когда столкновение с поверхностью ощущается, как удар о бетон.
Мне ужасно больно.
Больно смотреть в его карие глаза. Больно оттого, как они вспыхивают, когда мы встречаемся взглядом в коридоре или в классе.
Больно, когда он смеется, и я чувствую, как от его смеха все внутри дрожит, а потом ощущаю, как по телу разливается счастье, теплое и липкое,
Больно, когда я вижу, как с ним разговаривают другие девчонки, и мне хочется схватить их за плечи и ПРОКРИЧАТЬ, что он мой. Потому что так и есть. Вот почему он бережет свои улыбки, взгляды и игривые движения бровью только для меня.
Не знаю, нормально ли испытывать такие чувства. Будто только у этого парня есть ключ к моему настроению.
Самое странное… что это совсем на меня непохоже. Я не схожу с ума по парням. Я скорее… сама как сумасшедший мальчишка.
Пацанка. Проказница. Вечно замышляю какую-то пакость. Устраиваю розыгрыши, лазаю по деревьям, упрашиваю маму, чтобы разрешила мне погулять подольше и поиграть несколько лишних минут перед обедом. Я впервые столкнулась с чувствами, которые никак не связаны с моей семьей.
Я еще никогда не влюблялась. Поэтому не могу сказать, нормально ли испытывать подобные чувства. Будто он носит мое сердце в кармане.
Одно я знаю точно.
Девятый класс будет тянуться долго.
Ведь в кого же я влюблена?
В мистера Локена, моего тренера.
Четвертая
Белль
Чуть больше десяти лет назад мы с моей сестрой Перси, лучшей подругой Сейлор и Эшлинг присутствовали на благотворительном балу, организованном Фитцпатриками.
Пока мы наблюдали, как пожилой мужчина выставляет напоказ одну из наших школьных подруг, словно объезженную лошадь, то сразу же заключили соглашение. Мы пообещали друг другу, что выйдем замуж только по любви.
Не ради денег, не по воле обстоятельств и не из каких-то других корыстных целей.
Не все из нас одинаково успешно выполнили это обещание.
Сейлор, вечная отличница, сдержала слово. Вступила в брак по любви и по всем правилам, со смайликами в виде сердечек и пухлощекими малышами, а еще с исправившимся кобелем в качестве мужа, что целовал землю, по которой она ходила.
Перси вышла за Киллиана Фитцпатрика, брата Хантера. Эти двое, как я их называла, были настоящей ходячей катастрофой. Начали с сугубо деловых отношений. Но я знала, что моя сестра всегда любила старшего брата Фитцпатрика. А он, в свою очередь, влюбился в нее так стремительно,
Эшлинг угодила в ядовитые когти любимого монстра Бостона, а в итоге выяснила, что они представляют смертельную опасность для всех, кроме нее. Сэм Бреннан не боялся Бога, но, стоило кому-то тронуть хоть волосок на голове его жены, и он разнес бы весь город.
И осталась я.
Я знала, что никогда не выйду замуж, но все равно приняла участие в соглашении. Не потому, что верила, будто передумаю, а потому, что понимала: моей сестре, Эшлинг и Сейлор необходимо подобное заверение.
Заверение в том, что со мной все в полном порядке. Что во мне ничто не повреждено. Что я способна влюбиться, хотя на самом деле это не так.
А может, и так. Я этого не узнаю, потому что никогда не рискну ввязаться в такой балаган.
– Мадам? Хозяйка поместья? Ты вообще с нами? – Сейлор щелкнула пальцами перед моим лицом, пытаясь вырвать из размышлений.
Мы развалились на диване в моей квартире, наслаждаясь еженедельными посиделками с едой навынос. На этот раз перуанской. Я, Сейлор, Перси и Эшлинг – младшая сестра Киллиана и Хантера.
– У нее мозг замкнуло. – Эшлинг перекинула иссиня-черные волосы через плечо и выхватила телефон у меня из рук, жуя паэлью с морепродуктами. – Наверное, перегружена. Передайте мне вино, пожалуйста. Я этим займусь.
Эшлинг устроилась рядом со мной. Перси сидела с другой стороны, разметав пряди шелковистых золотистых волос мне по плечу и глядя поверх моей головы на экран телефона, в котором копалась Эшлинг. Сидевшая на журнальном столике Сейлор – рыжеволосая, конопатая и моложавая снова наполнила наши бокалы, уплетая севиче.
Я оформила квартиру так, чтобы она отражала мою личность. А моя личность, если судить по крошечному помещению, которое я занимала, была неустойчивой, веселой и отчаянно нуждалась в хорошей чистке.
При обоях с изображением пальм, темно-зеленом потолке и ярко-оранжевом диване, меня едва ли можно обвинить в консервативных пристрастиях. В квартире красовались картины в стиле поп-арт, стояла коллекция ваз со всего света, а еще висели распечатки феминистских цитат, показавшихся мне особенно привлекательными.
О, а еще огромные рекламные плакаты, на которых я была изображена в одних стрингах и с улыбкой купалась в огромном бокале шампанского. Точно такие же развешаны на всех рекламных щитах по всему Бостону.
«Мадам Хаос: здесь твоя нравственность встречает свою смерть».
– Поверить не могу, что вы пьете. – Сейлор покосилась на Перси и Эшлинг – обе были матерями грудных младенцев. Эшлинг и вовсе из числа женщин, которые не могут даже перейти дорогу на красный свет, не покрывшись при этом нервной сыпью. А Эмброуз, ее сын, был еще совсем малюткой.
– А я не могу поверить, что ты никогда не сцеживала и не выбрасывала молоко после выпивки. – Эшлинг «Эш» Фитцпатрик пожала плечами и сделала глоток вина. – А все думают, что это я зануда.