Красавицы Бостона. Распутник
Шрифт:
Меня охватило такое острое желание впечатать его головой в стену, что начали подрагивать пальцы. Когда я продолжал молчать на протяжении нескольких минут, отец закатил глаза к потолку, будто из нас двоих именно я вел себя неадекватно.
– Думаешь, я хотел жениться на твоей матери?
– А что с мамой не так? Она красива и вполне мила.
– А что с ней так? – Отец достал сигару из коробки и закурил. – Если бы она перебирала ногами так же усердно, как чешет языком, то была бы в хорошей форме. Но она была частью договоренности. У нее деньги. У меня
Я уставился на дно пустого бокала из-под виски. Его слова прозвучали, как рекламный слоган самой депрессивной романтической комедии в мире.
– Нам не нужно больше денег, и у меня уже есть титул.
– Дело не только в деньгах, идиот. – Отец ударил ладонью по столу и взревел: – Все, что отличает нас от прислуживающих нам простолюдинов, – это родословная и власть!
– Власть развращает, – коротко ответил я.
– Мир и так развращен, – он скривил губы от отвращения. Я прекрасно понимал, что близок к тому, чтобы оказаться в кухонном подъемнике. – Я пытаюсь объяснить тебе простым языком, что вопрос о твоем браке с мисс Бутчарт не подлежит обсуждению. В любом случае это случится не завтра.
– Нет. Не завтра и вообще никогда, – внезапно сказал я. – Я на ней не женюсь. Мама этого не потерпит.
– У твоей матери вообще нет права голоса.
Его голубые глаза потемнели и стали похожи на крапчатое зеркало. Я видел в них свое отражение. Выглядел в нем таким маленьким и осунувшимся. Непохожим на самого себя. Не тем мальчишкой, который скакал на лошадях под порывы ветра, хлеставшего в лицо. Который сунул руку под платье девчонки-служанки, отчего та с придыханием захихикала. Не тем мальчиком с взрывной прытью и поразительной изворотливостью, который заставлял рыдать лучших фехтовальщиков Европы. Тот парень смог бы пронзить черное сердце своего отца острым мечом и съесть его, пока оно все еще бьется. А этот мальчишка не мог.
– Ты женишься на ней и подаришь мне внука, предпочтительно более одаренного, чем ты сам. – Отец докурил сигару и затушил ее в пепельнице. – Вопрос решен. А теперь иди и извинись перед Луизой. Ты женишься на ней, когда закончишь Оксфордский университет – и ни минутой позже, иначе лишишься наследства, фамилии и всех родственников, которые по неизвестной мне причине до сих пор тебя терпят. Не сомневайся, Дэвон, когда я велю твоей матери отречься от тебя, она, не задумываясь, откажется от своего ребенка. Ты понял?
В этот самый момент меня по обыкновению настигла хитрость, окутывая кожу, подобно кислоте. Заставляя меня выворачиваться наизнанку и стать кем-то другим. Спорить с отцом не имело никакого смысла. У меня не было рычага давления. Я мог получить выволочку, оказаться под замком, выслушивать издевательства и терпеть пытки… или же мог правильно разыграть свои карты.
Сделать то, что так часто делали они с мистером Бутчартом. Использовать ситуацию с выгодой для себя.
– Да, сэр.
Отец с подозрением прищурился.
– Я велю тебе жениться на Луизе.
– Да, сэр.
– И сейчас же извинись перед ней.
–
– И поцелуй ее. Покажи, что она тебе нравится. Без языка и всяких глупостей. Просто покажи, что ты верен своему слову.
Желчь обожгла мне горло.
– Я поцелую ее.
Удивительно, но вид у него стал еще более недовольный, верхняя губа скривилась в оскале.
– Что заставило тебя передумать?
Мой отец являл собой ужасное сочетание жестокости и тупости. Вспыльчивости в нем было больше, чем мозгов, а потому он часто допускал ошибки в делах. Дома он правил железным кулаком, который чаще всего прилетал мне в лицо. С ошибками в делах разобраться было легче (мама втайне от него занималась бухгалтерскими книгами, а он почти всегда был слишком пьян, чтобы это заметить). А что касалось насилия надо мной… она прекрасно знала: стоит попытаться защитить меня и ей тоже достанется.
– Подумал, что ты прав. – Я откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу. – Какая разница, на ком я женюсь, если своими похождениями все равно смогу попасть в книгу рекордов?
Отец усмехнулся, темнота в его глазах рассеялась. Вот это уже больше ему по душе. Иметь сына-негодяя с недостатком моральных принципов и еще меньшим количеством положительных черт.
– Уже переспал с кем-нибудь?
– Да, сэр. В тринадцать.
Он провел большим пальцем под подбородком.
– Я впервые переспал с женщиной в двенадцать.
– Потрясающе, – сказал я. Правда, мысль о том, как мой отец берет женщину в возрасте двенадцати лет, вызывала желание устроиться на кушетке психотерапевта и не вставать с нее с десяток лет.
– Ну что ж, – он хлопнул себя по бедру, – вперед и с песней, молодой человек. Принадлежность к английской аристократии дорого обходится. Нужно беречь ее, чтобы сохранить свое место.
– Тогда я внесу свой вклад, папа, – я встал и одарил его лукавой ухмылкой.
В тот день я поистине стал распутником.
В тот день я превратился в хитрого, бездушного человека, которого видел теперь всякий раз, когда смотрел в зеркало.
В тот день я в самом деле извинился перед Луизой, даже поцеловал ее в щеку и велел ей не беспокоиться. Сказал, что был пьян и совершил ошибку. Пообещал, что мы непременно поженимся и у нас будет прекрасная свадьба. С девочками-цветочницами, архиепископами и тортом выше небоскреба.
Следующее десятилетие я правильно пользовался обстоятельствами.
Я посылал Луизе подарки на день рождения, засыпал открытками и часто виделся с ней во время летних каникул. Вставлял цветы ей в волосы и говорил, что все прочие девушки, с которыми я трахался, ничего для меня не значили. Я позволил ей ждать, тосковать и плести наше будущее в своей голове.
Даже убедил родителей оплатить мне получение высшего юридического образования в Гарварде по ту сторону Атлантики и отложить свадьбу на пару лет, пояснив, что я вернусь, как только закончу учебу, чтобы взять Луизу в жены.