Краш-тест
Шрифт:
Я отправила Герману сообщение: «Прекрати!» Он не ответил. Пыталась звонить, но он не брал трубку. Решил взять меня измором. Все это изрядно раздражало, но я все-таки надеялась, что рано или поздно ему надоест. Или же он перейдет к более активным действиям, и тогда я смогу его как следует отфутболить.
На работе тем временем сумасшедший дом шел по нарастающей. Макаров меня больше не доставал, но я не обольщалась, что он обо мне забыл. С Юлей и Кристиной мы подружились, да и в целом мне все нравилось. Но вот чем больше я делала, тем больше всем от меня было надо. Приходилось или задерживаться,
Хуже всего дело обстояло с поликлиниками. Максим не преувеличивал, когда говорил, что это самый главный гемор всей сети. Я сильно подозревала, что в начале проекта никто не рассчитывал, что с ними будет столько проблем и так мало пользы. Пользы для владельцев, разумеется. Все остальные подразделения себя окупали и приносили хорошую прибыль. Бесплатные поликлиники и такие же бесплатные медпункты в садоводствах по умолчанию должны были быть убыточными, как и любой социальный проект. Оплата по ОМС покрывала лишь часть расходов.
– Объясни мне, - просила я Максима, когда мы оставались вдвоем, потому что он не укладывался в рабочее время так же, как и я. В него просто невозможно было уложиться. – Какой выхлоп вообще планировался изначально? Зачем вы повесили себе на шею эти гири?
– Во-первых, это реноме, - разъяснял мне Максим, как девочке-дурочке. – Социальная реклама сети. Во-вторых, это… прибыль.
– Откуда? Серые схемы?
– Серо-буро-малиновые в крапинку.
– Хорошо, - не сдавалась я. – Пусть так, я в это не лезу. Но почему тогда до них никому, кроме тебя, нет дела? Получается, что один с сошкой, семеро с ложкой.
– Получается.
У поликлиник не было общего начальника, как у детских отделений. Каждый заведующий, как мог, занимался своей, а сводить все воедино приходилось Максиму. Он контролировал все – от подбора персонала и зарплаты до лицензий и тренингов. Мы втроем помогали ему, как могли, но даже наших общих усилий было недостаточно.
Что касалось нас с ним, две недели, которые прошли после того, как мы занимались квотами, можно было назвать идиллией. В течение рабочего дня Максим держался со мной ровно, ничем не выделяя. Но стоило нам остаться одним… Мы смеялись, болтали, дурачились, дразнили друг друга. Абсолютно ничего, выходящего за рамки приятельских отношений. Легко, весело, и мне это страшно нравилось. Ничего большего я не хотела. Во всяком случае, я говорила себе так и вполне этому верила.
Заканчивалось обычно все одинаково. Часов в семь-восемь звонил телефон Максима. «Да, уже еду», - отвечал он, и мы потихоньку сворачивались, даже если не успевали все закончить. Когда погода была хорошая, шли пешком. Если с утра лил дождь, Максим приезжал на машине и тогда вечером подвозил меня до дома.
Единственной темой, которой мы никогда не касались, было личное. Это было табу, что меня вполне устраивало. Казалось, что заговорить о чем-то подобном – нарушить то волшебное равновесие, которое установилось между нами. Впустить в наш треугольник – с Питером! – еще кого-то. Зою. Или Германа. И, видимо, Максим считал точно так же. Я так и не сказала ему, что уже почти два месяца одна. Это ничего бы не изменило. Хотя нет, изменило бы к худшему, я не сомневалась.
В понедельник, когда Максим был в академии, я задержалась дольше обычного. Вроде бы, никто не мешал, но в одиночестве мне работалось вовсе не так легко. Я настолько закопалась в очередной медпросвет, что не заметила, как пошел дождь. Маршрутки вечером ходили редко, и я вызвала такси, а когда бежала к нему от крыльца, по щиколотку нырнула в лужу. Дома растерла ноги, выпила чаю с медом, но это не помогло.
Уже утром мне было как-то не по себе. К обеду потекло из носа и начался кашель.
– Это еще что такое? – высунулся из своего угла Максим. – У нас тут беременная дама, а ты дохаешь и сопли трясешь. А ну проваливай домой. Вечером позвони.
К вечеру стало совсем кисло. Все тело ломило, знобило, болела голова, а кашель просто раздирал изнутри. Градусник насплетничал тридцать восемь и пять. Я позвонила Максиму и хриплым басом доложилась.
– Ну что, фигово, - сказал он. – Могу завтра утром зайти.
– Зачем? – удивилась я.
– Затем, что у меня сертификат врача общей практики и бланки больничных. А еще фонендоскоп. И тонометр. Нет, конечно, если хочешь, можешь из своей поликлиники врача вызвать. Через два дня пойдешь сдавать анализы, а еще через два – закрывать больничный. Посидишь в очередях, потом...
– Давай, приходи, - перебила я, проникшись перспективой.
Ночью мне было так плохо, что я даже не думала о том, что Максим будет проводить со мной всякие медицинские манипуляции. В конце концов, все это мы уже проходили. Хотя… тогда все было несколько иначе. А впрочем, плевать!
Утром я еле встала. Посмотрела на себя в зеркало – красота. Опухшая морда, красный нос, красные глаза. Натянула спортивный костюм и переползла с кровати на диван.
– Ух ты! – сказала Максим, едва зайдя в прихожую. – Красиво.
У меня даже сил не было уточнить, что именно он имел в виду, квартиру или меня. В качестве смотровой Максим выбрал кухню. Вымыл руки, измерил мне давление, заглянул в горло, серьезно выяснил насчет характера кашля и формата текущего из носа.
Блин, ты еще оттенком стула поинтересуйся, подумала я.
– Раздевайся! – скомандовал Максим и уточнил: - Кофту снимай.
Это было бы уже интересно, если бы мне не было так хреново. Впрочем, ничего нового он все равно не увидел. Зато долго слушал через фонендоскоп со всех сторон. Потом простукивал пальцами, заставлял по команде дышать и говорить разные слова.
– Ты чего дрожишь, как заяц? – удивился он. – Знобит?
– Еще как, - прохрипела я, радуясь, что на простуду можно списать все, что угодно.
Потому что трясло меня вовсе не от озноба. Или не только. В больнице – это все была ерунда. А вот сейчас… Эротика, щедро приправленная температурой, головокружением и звоном в ушах. Хотя для него это наверняка был всего лишь обычный осмотр обычной сопливой пациентки.
– Я такое в последний раз в детском саду видела. Старенький дедушка-педиатр простукивал.